Плыла по комнатамъ, какъ гость загробный,
Попрежнему безумная жена,
И слушала, какъ зыбкій шопотъ сна,
Біенье нѣжное души утробной,
А дѣвочка на голосъ жаркихъ чувствъ
Попрежнему не раскрывала устъ.
Но старецъ съ этой полночи все чаще
Отъ звѣздъ и травъ, отъ вѣрнаго стекла
Сталъ уходить туда, гдѣ зеркала,
Гдѣ стѣны тонкія и звонъ манящій,
И даже плачъ дикарки былъ не властенъ
Прервать его въ часы завѣтной страсти.
Двухъ страждущихъ въ одно и то же время
Раздался рѣзкій и неженскій крикъ.
Двѣ женщины въ одинъ и тотъ же мигъ
Стряхнули въ міръ томительное бремя.
Два тѣла, два сознанья, двѣ мечты
Расторгли сны утробной глухоты.
Плыла по комнатам, как гость загробный,
По-прежнему безумная жена,
И слушала, как зыбкий шёпот сна,
Биенье нежное души утробной,
А девочка на голос жарких чувств
По-прежнему не раскрывала уст.
Но старец с этой полночи все чаще
От звезд и трав, от верного стекла
Стал уходить туда, где зеркала,
Где стены тонкие и звон манящий,
И даже плач дикарки был не властен
Прервать его в часы заветной страсти.
Двух страждущих в одно и то же время
Раздался резкий и неженский крик.
Две женщины в один и тот же миг
Стряхнули в мир томительное бремя.
Два тела, два сознанья, две мечты
Расторгли сны утробной глухоты.
