Показаніе Кукольника, какъ прямо направленное противъ обвиняющей стороны, не могло не обратить на себя особеннаго вниманія послѣдней. «Съ перваго взгляда на сіе показаніе», пишетъ вслѣдъ за тѣмъ въ конференцію Моисеевъ, «всякій признаетъ оное совершенно несправедливымъ и даже невѣроятнымъ, чтобы онъ, будучи ещё въ тѣхъ низшихъ классахъ сей гимназіи — пятаго и шестаго — и, какъ по спискамъ значится, въ третьемъ отдѣленіи по языкамъ, гдѣ читается одна только грамматика языковъ, занимался уже изъ оныхъ нѣмецкихъ и французскихъ книгъ составленіемъ на россійскомъ языкѣ записокъ, и при томъ о естественномъ правѣ, то-есть о такой наукѣ, которая отъ него впереди была ещё далеко и о которой онъ тогда ещё никакого понятія не имѣлъ и имѣть не могъ.» «При томъ же», замѣчаетъ Моисеевъ, «въ бытность инспекторомъ долгое время, онъ никогда книгъ этого рода ни у кого, а равно и у Кукольника, не замѣчалъ.» Ссылка Кукольника на рукописныя замѣчанія его отца о естественномъ правѣ вызвала со стороны Моисеева слѣдующій отзывъ: «Сіе Кукольника показаніе также совершенно несправедливо, ибо таковыхъ о естественномъ правѣ рукописей отца его никогда у него не было; а еслибы онѣ тогда у него имѣлись, то онѣ и теперь у него были бы, ибо сжечь оныя безъ причины, какъ онъ утверждалъ въ конференціи, во-первыхъ, могло бы ему попрепятствовать самое уваженіе къ памяти отца своего, котораго рукописи, какъ отца и мужа учонаго, должны быть ему всегда дороги; во-вторыхъ, чтобы онъ сжогъ ихъ потому, что самъ нашолъ въ нихъ много нелѣпаго и вреднаго, то сего допустить никакъ неможно; инако слѣдовало бы признать, что онъ, Кукольникъ, умнѣе и благоразумнѣе своего отца, мужа учоностію своею и образомъ мыслей въ учономъ свѣтѣ извѣстнаго. При томъ же, если сіи пагубныя записки о естественномъ правѣ были извлечены изъ объявленныхъ имъ книгъ и рукописей, коихъ, какъ онъ въ показаніяхъ своихъ объявилъ, не могши по вредному ихъ содержанію долѣе у себя держать, частію будто оныя возвратилъ тѣмъ, у кого бралъ, а частію сжогъ, то почему же онъ, Кукольникъ, оное извлеченіе, какъ самую вредную оныхъ сущность, держалъ у себя во всё время преподаванія господиномъ Бѣлоусовымъ естественнаго права во всё продолженіе истекшаго учебнаго года.»
Снятіемъ допросовъ съ учениковъ окончилось на время дѣлопроизводство въ конференціи и всё оно было препровождено къ высшему начальству. Не безъ страха, конечно, ожидали рѣшенія изъ Петербурга заинтересованныя лица. Болѣе полугода продолжавшееся дѣлопроизводство довело и наставниковъ, и учениковъ до такого возбужденія, до такого извращенiя ихъ взаимныхъ отношеній, породило столь ненормальное состояніе всего заведенія, что необходимо было принять быстрыя и рѣшительныя мѣры для прекращенія зла. До какой степени возбуждены были страсти между преподавателями, видно напримѣръ изъ рапорта Іеропеса отъ 29-го ноября, въ которомъ онъ доноситъ, что въ одномъ изъ засѣданій конференціи Бѣлоусовъ обратился къ нему съ словами: «я тебя задушу».
Такому настроенію умовъ много содѣйствовали и самыя показа-
