Относительно же записокъ по естественному праву, представленныхъ Бѣлоусовымъ и ученическихъ Билевичемъ, конференція доноситъ, что онѣ переданы были только законоучителю на заключеніе о томъ, «нѣтъ ли въ нихъ чего, противнаго догматамъ вѣры»; профессора̀ же, сначала Моисеевъ, а за нимъ и остальные, отказались отъ ихъ разсмотрѣнія; безъ разсмотрѣнія же конференція не могла представить ихъ высшему начальству. Дѣйствительно и предписаніемъ графа Віельгорскаго 15-го октября требовалось донесеніе конференціи и о ея собственныхъ распоряженіяхъ по всему дѣлу о преподаваніи естественнаго права. Разъясненія по содержанію записокъ были необходимы и потому, что оно возбудило горячія пререканія съ обѣихъ сторонъ, какъ со стороны обвиненія, такъ и со стороны защиты. Билевичь утверждалъ, что представленныя въ конференцію Бѣлоусовымъ тетради заключали въ себѣ часть курса — и то измѣнённую — предшествовавшаго учебнаго года, подлинныя же записки были имъ отобраны отъ учениковъ 21-го іюня 1827 года; Бѣлоусовъ же доказывалъ, что представленныя Билевичемъ ученическія записки подложны, будучи продиктованы ученикамъ съ искаженіемъ смысла въ извѣстномъ направленіи. Вопросъ о подлинности и характерѣ записокъ, очевидно, могъ быть рѣшонъ только допросомъ самихъ учениковъ — и этотъ допросъ, производившійся въ присутствіи всѣхъ членовъ конференціи отъ 29-го октября до 3-го ноября 1827 года, составляетъ также особенность Нѣжинской исторіи сравнительно съ исторіями С.-Петербургской и Харьковской.
До этого времени, то-есть до 29-го октября, были привлекаемы къ допросу — и то внѣ конференціи — владѣтели записокъ, перехваченныхъ Билевичемъ, а ученикъ Зміевъ въ самой конференціи, по вопросу, находившемуся въ связи съ исторіей о вольнодумствѣ. Такъ-какъ послѣдній допросъ любопытенъ по характеристикѣ настроенія профессоровъ и отношеній ихъ къ ученикамъ въ то время, то я считаю не безполезнымъ сообщить о нёмъ нѣсколько свѣдѣній.
Зміева привлекла къ допросу обвиняющая сторона, утверждая, будто бы онъ, наканунѣ экзамена по естественному праву, по секрету заявилъ о намѣреніи Бѣлоусова и Зингера сбивать учениковъ на экзаменѣ. «Наканунѣ оныхъ экзаменовъ», доносятъ конференціи въ общемъ рапортѣ Моисеевъ и Никольскій, «случайно, во время прогулки, подъ вечеръ, сошлись мы на новомъ, такъ называемомъ купца Долгова, мосту, сѣли за пѣшеходною перегородкою на лавочку и, пока вечеряло, занимались разговорами. Черезъ нѣсколько минутъ проходитъ мимо насъ ученикъ Зміевъ съ двумя его сёстрами и съ дядею, поруручикомъ Бугскаго уланскаго полка Рубаномъ. Пройдя мимо насъ немного, Зміевъ отстаётъ отъ сестёръ и дяди, обращается къ намъ и дѣлаетъ призывные знаки рукою. Профессору Никольскому показалось, что будто ученикъ Зміевъ зовётъ его, почему и подошолъ къ нему; но Зміевъ сказалъ, что имѣетъ надобность поговорить съ профессоромъ Моисеевымъ, котораго Никольскій и позвалъ. Когда подошолъ Моисеевъ, то Зміевъ, между-прочимъ, вполголоса сказалъ слѣдующее: «я слышалъ отъ учениковъ, что профессоръ Бѣлоусовъ съ профессоромъ Зин-
