казывая правила россійской грамматики, тотчасъ указывать на подобныя въ славянской и чрезъ то основанія одного языка подводить къ основаніямъ другого, съ замѣчаніями случайныхъ, временемъ произведённыхъ въ нихъ, разностей, равно какъ и того, что остаётся сходственнаго въ корняхъ ихъ. Такое расположеніе преподаванія обѣихъ грамматикъ на три года, во-первыхъ, удобно, потому-что разности въ правилахъ ихъ весьма немного, коренныя же части рѣчи въ обѣихъ суть однѣ и тѣ же, а во-вторыхъ, ещё и весьма полезно, потому-что ученики, облегчаясь трехлѣтнимъ временемъ и параллелью правилъ, взаимно себя объясняющихъ, основательнѣе будутъ знать и самую грамматику языка россійскаго чрезъ совокупное знаніе языка кореннаго и чрезъ то въ слѣдующіе высшіе классы поступать будутъ для слушанія высшихъ правилъ словесности съ вящшими грамматическими свѣдѣніями». Эта мысль Никольскаго о параллельномъ или сравнительномъ преподаваніи грамматикъ славянской и русской, высказанная пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ, заслуживаетъ вниманія, такъ-какъ извѣстно, что только въ послѣднее время она признана вполнѣ законною и единственно вѣрною, хотя и до-сихъ-поръ нуждается въ болѣе точныхъ опредѣленіяхъ относительно практическаго примѣненія. Она доказываетъ, что Никольскій основательно вдумывался въ своё дѣло и старался разумно распредѣлить относившійся къ нему учебный матеріалъ.
Въ заключеніе замѣтимъ, что онъ въ своихъ конспектахъ часто жаловался на незрѣлость учениковъ по причинѣ ихъ малолѣтства, отъ чего они въ четвёртомъ классѣ оказывались не вполнѣ способными къ слушанію курса россійской словесности, а въ высшихъ — къ слушанію высшей словесности, на «развлечённость въ занятіяхъ по многимъ вдругъ учебнымъ предметамъ», наконецъ на недостатокъ удовлетворительныхъ печатныхъ руководствъ, отъ чего «воспитанниками при занятіяхъ большая половина времени употребляется на списываніе уроковъ». Всѣ эти жалобы должно признать вполнѣ справедливыми: введённое уставомъ энциклопедическое направленіе и происшедшая отъ того многопредметность не могли благопріятствовать основательности обученія; составленіе записокъ и для болѣе развитыхъ учениковъ всегда сопровождается потерою времени безъ пользы для существа дѣла; возрастъ же учениковъ дѣйствительно не соотвѣтствовалъ установленнымъ для каждаго класса курсамъ: по общей вѣдомости воспитанниковъ, отъ 31-го декабря 1824 года, въ четвёртомъ классѣ изъ 15 учениковъ большинство было 14 лѣтъ, двое 12 и только двое 16; въ пятомъ двое 13, одинъ 14 и трое 16; въ шестомъ одинъ 13, одинъ 14, трое 15, четверо 16 и двое 17; въ седьмомъ всѣ не старше 15; въ восьмомъ только одинъ изъ осьми 19 лѣтъ девятаго же класса ещё не было.
Профессоръ исторіи, географіи и статистики, Моисеевъ изъ малороссійскихъ казаковъ, окончилъ курсъ въ Кіевской духовной академіи и въ Харьковскомъ университетѣ на словесномъ факультетѣ, гдѣ слушалъ «россійскую поэзію и эстетику» у И. Е. Срезневскаго, латинскую у Роммеля, философію у Шада, русскую исторію, статистику и древности у Успенскаго, всеобщую исторію у Рейта и Дегурова, былъ
