чатанномъ въ книгѣ г. Кулиша. Возникъ театръ послѣ Орлая и до пріѣзда въ Нѣжинъ его преемника, Ясновскаго, въ началѣ 1827 года, во время исправленія должности директора профессоромъ Шапалинскимъ. Если принять во вниманіе встрѣчающіяся въ это время въ рапортахъ надзирателей, инспектора и даже профессоровъ заявленія о поведеніи воспитанниковъ, указывающія на недовольство предоставленною имъ значительною свободою и происходившею отсюда небрежностію въ отношеніяхъ къ лицамъ, обязаннымъ слѣдить за ихъ поведенімъ, если принять во вниманіе намёки Кукольника на то же недовольство, то легко понять, почему новая театральная затѣя, заведённая притомъ по почину лица, имѣвшаго своихъ недоброжелателей въ средѣ сослуживцевъ, была встрѣчена далеко не общимъ сочувствіемъ, почему было не мало лицъ, относившихся къ ней съ явнымъ неудовольствіемъ. Ещё 29-го января 1827 года профессоръ Билевичь донёсъ конференціи, что утромъ этого дня, услышавъ стукъ возлѣ классовъ, онъ отправился туда и нашолъ работающихъ плотниковъ, а также приготовленія къ театру, кулисы, палатки и возвышенные для сцены полы. «А такъ-какъ таковыя театральныя представленія въ учебныхъ заведеніяхъ», пишетъ Билевичь, «не могутъ быть допущены безъ особаго дозволенія высшаго начальства, то дабы мнѣ, какъ члену конференціи, на которой лежитъ отвѣтственность смотрѣнія за нравственнымъ воспитаніемъ обучающагося юношества, безвинно не отвѣтствовать за моё о сёмъ молчаніе передъ высшимъ начальствомъ, въ случаѣ отъ онаго нѣтъ на это особаго позволенія, доводя о сёмъ до свѣдѣнія конференціи, всепокорнѣйше оную прошу увольнить меня по сему предмету отъ всякой отвѣтственности и, записавъ сіе моё прошеніе въ журналъ конференціи, учинить о томъ надлежащее опредѣленіе и донести о послѣдствіи сего гг. окружному и почётному попечителямъ, ежели не имѣется на то отъ нихъ позволенія.» Исправляющій должность директора Шапалинскій сдѣлалъ слѣдующую надпись на этомъ прошеніи: «такъ-какъ отъ 28-го декабря истекшаго 1826 года послѣдовало на моё имя позволеніе высшаго начальства, то симъ профессору Билевичу и объясняется о бытности сего позволенія.» 16-го апрѣля того же года профессоръ россійской словесности, Никольскій, представилъ въ конференцію длинный, написанный по всѣмъ правиламъ риторики, рапортъ о разныхъ предметахъ и, въ числѣ ихъ, о театрѣ. «Публичный театръ гимназіи», пишетъ Никольскій, «который безъ строжайшаго разсматриванія и выбора пьесъ вмѣсто какой-либо пользы одинъ только вредъ принести можетъ, по какому поводу, кѣмъ и съ чьего дозволенія открытъ, такъ-какъ ни мнѣ, ни другимъ членамъ конференціи о томъ неизвѣстно, и имѣется ли отъ начальства на заведеніе сего театра разрѣшеніе, или не имѣется. Ежели не имѣется, то по чьему разрѣшенію открыты здѣсь оныя театральныя зрѣлища; если же имѣется, то для чего оно скрыто или утаено отъ конференціи, на которую предписаніемъ его сіятельства и уставомъ гимназіи возложена общая строгая отвѣтственность за поведеніе и за порядокъ дѣйствій обучающегося юношества; посему, въ случаѣ какихъ-либо по тому предмету востребованій, кто берётъ на себя за-то отвѣтствовать.
Страница:Гимназия высших наук и лицей князя Безбородко (1881).djvu/55
Эта страница была вычитана
— 57 —
