нуту», такъ заключается письмо, «племянникъ былъ удалёнъ отъ чуждыхъ сихъ пришельцевъ, такъ-какъ они въ ничто вмѣняютъ священное уваженіе дѣтей къ родителямъ». Попечитель препроводилъ письмо въ подлинникѣ къ Орлаю и потребовалъ заключенія — заслуживаютъ ли Аманъ и Зельднеръ по своимъ нравственнымъ качествамъ быть квартиросодержателями. Директоръ въ свою очередь, въ отвѣтъ на письмо, препроводилъ къ попечителю объясненіе Амана и Зельднера, что «родителямъ содержимыхъ ими дѣтей извѣстно, что они всегда въ связяхъ общежитія вели себя благородно и отличались добронравіемъ, почему многіе изъ родителей ввѣряли имъ дѣтей своихъ для наставническаго смотрѣнія и упражненія въ иностранныхъ языкахъ, что таковое довѣріе всегда было оправдываемо особеннымъ о дѣтяхъ попеченіемъ, что съ своей стороны родители находятъ оное таковымъ, каковаго только желать имъ можно» — и такъ далѣе. Въ оправданіе приложено нѣсколько одобрительныхъ свидѣтельствъ отъ «значительныхъ» дворянъ Нѣжина и его окрестностей. Дѣло это не имѣло дальнѣйшихъ послѣдствій.
Неблагопріятные слухи и отзывы о поведеніи вольноприходящихъ учениковъ сильно озабочивали почётнаго попечителя и окружное начальство, тѣмъ болѣе, что мѣстное дворянство, мнѣніемъ котораго гимназія должна была дорожить, такъ-какъ это мнѣніе могло отражаться на комплектѣ пансіонеровъ, не было въ состояніи отдѣлять послѣднихъ отъ вольноприходящихъ. Чтобы оградить репутацію и интересы пансіона, почётный попечитель въ маѣ 1824 года обратился къ министру съ просьбою обязать вольноприходящихъ особою формою одежды, отличною отъ формы пансіонеровъ, «на тотъ конецъ, чтобы поступки вольноприходящихъ учениковъ, живущихъ въ городѣ безъ особаго присмотра, не были относимы на счётъ пансіонеровъ и чтобы сіе не наносило нареканія родителей ихъ и сомнѣнія въ поведеніи воспитанниковъ гимназіи, которое состоитъ на совершенной отвѣтственности начальства оной». Министръ однако не призналъ эту мѣру удобною, «такъ-какъ многіе ученики могли быть недостаточнаго состоянія; при томъ пансіонеры, писалъ министръ, имѣющіе мундиры, тѣмъ самымъ отличаются отъ вольноприходящихъ, не имѣющихъ послѣднихъ; необходимо только строго наблюдать, чтобы пансіонеры не появлялись въ городѣ безъ мундировъ».
Въ числѣ пансіонеровъ первыхъ пріёмовъ находились, какъ извѣстно, Гоголь и Кукольникъ. Собранныя въ мѣстномъ архивѣ нѣкоторыя свѣдѣнія о ихъ пребываніи въ гимназіи имѣютъ понятный интересъ и сообщаютъ самой исторіи гимназіи за ихъ время большое значеніе. Къ нимъ должно присоединить и почтеннаго писателя и профессора-юриста, П. Г. Рѣдкина. О нёмъ впрочемъ не придётся говорить много: такъ у него всё обстояло благополучно, такъ скромно, тихо и въ то же время производительно протекла его жизнь въ гимназіи. И по поведенію, и по успѣхамъ, за исключеніемъ рѣдкихъ случаевъ, и то по предметамъ несущественнымъ, въ родѣ рисованія, онъ получалъ всегда отмѣтки высшаго достоинства: онѣ, такъ сказать,
