Владиміръ съ своими вышелъ за ворота ограды (безъ сомнѣнія укрѣпленныя и охраняемыя войскомъ) и сталъ на сторожевомъ курганѣ; Брунъ съ товарищами пошелъ впередъ, въ степь, съ крестомъ и съ пѣніемъ стиховъ Евангельскихъ.
Пять мѣсяцевъ пробылъ онъ у Печенѣговъ, едва не погибъ, но умѣлъ пріобрѣсти вліяніе на старшинъ и крестилъ до 30 человѣкъ. Онъ сдѣлался посредникомъ мира между Печенѣгами и Русью и возвратился въ Кіевъ: какъ только Владиміръ узналъ, что Христіанство нашло отголосокъ и у Печенѣговъ, онъ рѣшился отправить къ нимъ въ заложники собственнаго сына, чтобы скрѣпить миръ и тѣмъ облегчить дѣйствія миссіонеровъ. Брунъ поставилъ епископомъ для Печенѣговъ одного изъ своихъ спутниковъ; что̀ съ нимъ потомъ сталось, неизвѣстно, но надежды Бруна не сбылись.
Изъ Кіева Брунъ пошелъ навѣстить сѣверныя миссіи, Скандинавскую и Поморско-Прусскую. Съ первою онъ вошелъ въ сношенія, вторую принялъ подъ личное руководство. Средоточіемъ и главною опорою ея была Польша. Здѣсь княжилъ въ то время Болеславъ Храбрый. То былъ великій человѣкъ, хотя оставилъ онъ своему преемнику государство, которое тотчасъ разстроилось и пало. «Болеславъ Великый», говоритъ объ немъ Несторъ. Какъ любилъ и чтилъ его Польскій народъ, какъ потомъ прославлялъ его! Побѣды и завоеванія, привѣтливость и гостепріимство, милость къ бѣднымъ, любовь къ дружинѣ, мудрые законы, справедливый судъ, все соединялось для Польскаго народа въ образѣ Болеслава. Годъ цѣлый послѣ его смерти, говоритъ лѣтописецъ, не пѣлось ни одной пѣсни по всей Польской землѣ. Духовенство видѣло въ немъ самаго ревностнаго поборника Христіанства; онъ употреблялъ огромныя средства на построеніе церквей, на пособіе приходившимъ въ Польшу священникамъ, на поддержаніе миссій у язычниковъ. Особенно заботился онъ объ обращеніи Прусовъ, всегдашнихъ враговъ Польши, которыхъ ему удалось покорить; онъ надѣялся, что Христіанство примиритъ ихъ съ Поляками. И этотъ-то государь былъ въ постоянной
Владимир с своими вышел за ворота ограды (без сомнения укрепленные и охраняемые войском) и стал на сторожевом кургане; Брун с товарищами пошел вперед, в степь, с крестом и с пением стихов Евангельских.
Пять месяцев пробыл он у печенегов, едва не погиб, но умел приобрести влияние на старшин и крестил до 30 человек. Он сделался посредником мира между печенегами и Русью и возвратился в Киев: как только Владимир узнал, что Христианство нашло отголосок и у печенегов, он решился отправить к ним в заложники собственного сына, чтобы скрепить мир и тем облегчить действия миссионеров. Брун поставил епископом для печенегов одного из своих спутников; что с ним потом сталось, неизвестно, но надежды Бруна не сбылись.
Из Киева Брун пошел навестить северные миссии, скандинавскую и поморско-прусскую. С первою он вошел в сношения, вторую принял под личное руководство. Средоточием и главною опорою её была Польша. Здесь княжил в то время Болеслав Храбрый. То был великий человек, хотя оставил он своему преемнику государство, которое тотчас расстроилось и пало. «Болеслав Великый», говорит об нём Нестор. Как любил и чтил его польский народ, как потом прославлял его! Победы и завоевания, приветливость и гостеприимство, милость к бедным, любовь к дружине, мудрые законы, справедливый суд, всё соединялось для польского народа в образе Болеслава. Год целый после его смерти, говорит летописец, не пелось ни одной песни по всей польской земле. Духовенство видело в нём самого ревностного поборника Христианства; он употреблял огромные средства на построение церквей, на пособие приходившим в Польшу священникам, на поддержание миссий у язычников. Особенно заботился он об обращении прусов, всегдашних врагов Польши, которых ему удалось покорить; он надеялся, что Христианство примирит их с поляками. И этот-то государь был в постоянной
