гія крѣпости, и достигъ того, что завладѣлъ королевскою резиденціею Будою, всѣми важнѣйшими и сильно укрѣпленными за̀мками и самою лучшею, самою цвѣтущею частью королевства. Оттуда онъ такъ угрожаетъ остаткамъ Венгріи, что ихъ можно считать почти побѣжденными и завоеванными. Венграмь казалось, что они имѣютъ нѣкоторое право задержать пословъ Солимана, потому что его отецъ задержалъ венгерскаго посла Варнаву Беля (Bel), отправленнаго къ нему, и увелъ его съ собою въ походъ, предпринятый противъ султана (египетскаго?), однако по окончаніи войны, хорошо наградивъ, отпустилъ его. Но венграмъ скорѣе должно было молчать объ этомъ (потому что, какъ говорится, вздоренъ (uana sit) гнѣвъ безъ силы), нежели вооружать противъ себя болѣе могущественнаго врага безсильною местью, призывать тѣмъ на себя погибель и вовлекать въ то же и сосѣдей. Когда, снова разбивъ наше войско, осаждавшее Буду по смерти Іоанна, Солиманъ взялъ и занялъ ее вторично (въ первый разъ онъ отдалъ ее Іоанну Запольѣ); тогда я прибылъ къ нему посломъ отъ имени моего государя, съ свѣтлѣйшимъ графомъ Николаемъ Сальмомъ и, въ интересахъ мира, цѣловалъ правую руку тиранна. Въ это время, казалось, дѣло шло не только о всей Венгріи, но и о смежныхъ провинціяхъ.
Далѣе, съ какими неравными силами бился король Лудовикъ противъ Солимана (quam inique comparata fuerit pugna Ludouici regis cum Solimanno), это такъ извѣстно, что не нужно и говорить. Король-юноша, неопытный въ воинскомъ дѣлѣ, и не бывшій прежде ни на одной войнѣ, съ немногими, большею частью робкими людьми, былъ противупоставленъ врагу, самому хитрому и упоенному множествомъ недавнихъ побѣдъ, ведущему за собой сильное войско, съ которымъ онъ покорилъ востокъ и значительную часть Европы. Главнѣйшія силы венгровъ удержалъ у себя Іоаннъ Заполья, воевода (Vuayvuoda) трансильванскій, и не позволилъ имъ идти на помощь своему королю. По убіеніи короля, онъ овладѣлъ скипетромъ, котораго давно домогался, и который прочилъ ему еще отецъ его, Стефанъ Заполья. Я слышалъ отъ Іоанна Лацкаго (Lazki), который былъ секретаремъ польскаго короля Казиміра, а потомъ архіепископомъ гнѣзненскимъ, что этотъ Стефанъ Заполья, по смерти короля Матѳія, при которомъ онъ пользовался большимъ значеніемъ, когда шло дѣло объ избра-
гие крепости, и достиг того, что завладел королевскою резиденциею Будою, всеми важнейшими и сильно укрепленными за̀мками и самою лучшею, самою цветущею частью королевства. Оттуда он так угрожает остаткам Венгрии, что их можно считать почти побежденными и завоеванными. Венграмь казалось, что они имеют некоторое право задержать послов Солимана, потому что его отец задержал венгерского посла Варнаву Беля (Bel), отправленного к нему, и увел его с собою в поход, предпринятый против султана (египетского?), однако по окончании войны, хорошо наградив, отпустил его. Но венграм скорее должно было молчать об этом (потому что, как говорится, вздорен (uana sit) гнев без силы), нежели вооружать против себя более могущественного врага бессильною местью, призывать тем на себя погибель и вовлекать в то же и соседей. Когда, снова разбив наше войско, осаждавшее Буду по смерти Иоанна, Солиман взял и занял ее вторично (в первый раз он отдал ее Иоанну Заполье); тогда я прибыл к нему послом от имени моего государя, с светлейшим графом Николаем Сальмом и, в интересах мира, целовал правую руку тирана. В это время, казалось, дело шло не только о всей Венгрии, но и о смежных провинциях.
Далее, с какими неравными силами бился король Лудовик против Солимана (quam inique comparata fuerit pugna Ludouici regis cum Solimanno), это так известно, что не нужно и говорить. Король-юноша, неопытный в воинском деле, и не бывший прежде ни на одной войне, с немногими, большею частью робкими людьми, был противопоставлен врагу, самому хитрому и упоенному множеством недавних побед, ведущему за собой сильное войско, с которым он покорил восток и значительную часть Европы. Главнейшие силы венгров удержал у себя Иоанн Заполья, воевода (Vuayvuoda) трансильванский, и не позволил им идти на помощь своему королю. По убиении короля, он овладел скипетром, которого давно домогался, и который прочил ему еще отец его, Стефан Заполья. Я слышал от Иоанна Лацкого (Lazki), который был секретарем польского короля Казимира, а потом архиепископом гнезненским, что этот Стефан Заполья, по смерти короля Матфия, при котором он пользовался большим значением, когда шло дело об избра-