Ламасъ; оставивъ здѣсь Литву, и вступилъ въ
первый польскій городъ Парчовъ (Partzovu), выше котораго, на не такъ большомъ разстояніи, течетъ рѣчка Язоника (Iasonica), отдѣляющая Литву отъ Польши. Потомъ — въ
Люблинъ, 9 миль,
Рубинъ,
Уржендовъ,
Завихостъ, у переправы черезъ Вислу,
Сандомиръ, городъ съ крѣпостью, стоящій на Вислѣ и находящійся отъ Люблина въ 18 миляхъ,
Полоницу на Чернѣ (Czerna), въ которой ловится весьма вкусная рыба, обыкновенно называемая семгой (Lachs).
Корчинъ (Cortzin), новый городъ, съ крѣпостью, окруженной стѣною.
Это мѣсто напоминаетъ мнѣ объ удивительномъ и почти невѣроятномъ дѣлѣ, котораго, по моему мнѣнію, не слѣдуетъ прейти молчаніемъ. Возвращаясь однажды изъ Литвы черезъ эту страну, я встрѣтился съ знатнымъ польскимъ вельможею Мартиномъ Зворовскимъ (Svuorovuski), который, послѣ многихъ просьбъ посѣтить его, привелъ меня въ свой домъ и тамъ угостилъ великолѣпнѣйшимъ образомъ. Во время дружескаго разговора о многихъ предметахъ, онъ разсказалъ мнѣ, что въ то время, когда король Сигизмундъ воевалъ около Борисѳена, одинъ дворянинъ, по фамиліи Перстинскій (Pierstinski), будучи одѣтъ до самыхъ колѣнъ въ тяжелое вооруженіе конника, бросился въ Борисѳенъ между Смоленскомъ и Дубровной и тамъ былъ сброшенъ въ середину рѣки взбѣсившеюся лошадью. Такъ какъ онъ долго не показывался, то считали его окончательно погибшимъ. Вдругъ онъ вышелъ изъ подъ воды на берегъ, въ глазахъ короля Сигизмунда и его почти трехтысячнаго войска. Хотя авторитетъ этого человѣка (Зборовскаго) былъ порукою для меня въ истинѣ разсказа, однако мнѣ казалось труднымъ повѣрить тому, что онъ говорилъ. Случилось, что въ тотъ же самый день, въ сопровожденіи Мартина, мы прибыли въ Новый Корчинъ, гдѣ жилъ Христофоръ Шидловецкій, краковскій каштелянъ и начальникъ этого мѣста, человѣкъ, пользующійся величайшимъ почетомъ въ Польшѣ. Онъ пригласилъ меня вмѣстѣ съ многими другими мужами на блистательный пиръ. Тамъ мнѣ пришелъ на намять этотъ разсказъ о Перстинскомъ, и я не могъ удержаться,
Ламас; оставив здесь Литву, и вступил в
первый польский город Парчов (Partzovu), выше которого, на не так большом расстоянии, течет речка Язоника (Iasonica), отделяющая Литву от Польши. Потом — в
Люблин, 9 миль,
Рубин,
Уржендов,
Завихост, у переправы через Вислу,
Сандомир, город с крепостью, стоящий на Висле и находящийся от Люблина в 18 милях,
Полоницу на Черне (Czerna), в которой ловится весьма вкусная рыба, обыкновенно называемая семгой (Lachs).
Корчин (Cortzin), новый город, с крепостью, окруженной стеною.
Это место напоминает мне об удивительном и почти невероятном деле, которого, по моему мнению, не следует прейти молчанием. Возвращаясь однажды из Литвы через эту страну, я встретился с знатным польским вельможею Мартином Зворовским (Svuorovuski), который, после многих просьб посетить его, привел меня в свой дом и там угостил великолепнейшим образом. Во время дружеского разговора о многих предметах, он рассказал мне, что в то время, когда король Сигизмунд воевал около Борисфена, один дворянин, по фамилии Перстинский (Pierstinski), будучи одет до самых колен в тяжелое вооружение конника, бросился в Борисфен между Смоленском и Дубровной и там был сброшен в середину реки взбесившеюся лошадью. Так как он долго не показывался, то считали его окончательно погибшим. Вдруг он вышел из под воды на берег, в глазах короля Сигизмунда и его почти трехтысячного войска. Хотя авторитет этого человека (Зборовского) был порукою для меня в истине рассказа, однако мне казалось трудным поверить тому, что он говорил. Случилось, что в тот же самый день, в сопровождении Мартина, мы прибыли в Новый Корчин, где жил Христофор Шидловецкий, краковский каштелян и начальник этого места, человек, пользующийся величайшим почетом в Польше. Он пригласил меня вместе с многими другими мужами на блистательный пир. Там мне пришел на намять этот рассказ о Перстинском, и я не мог удержаться,
