пуска при ихъ возвращеніи къ предѣламъ, я достаточно объяснилъ выше при описаніи отпуска литовскихъ пословъ. Впрочемъ, такъ какъ мы были посланы цесаремъ Карломъ и братомъ его Фердинандомъ, эрцгерцогомъ Австріи, для заключенія вѣчнаго мира или по крайней мѣрѣ перемирія между княземъ московскимъ и королемъ польскимъ, то я рѣшился прибавить описаніе церемоній, которыя употреблялъ тогда московскій князь при утвержденіи перемирія. И гакъ, по заключеніи перемирія съ Сигизмундомъ, королемъ польскимъ, и по окончаніи его редакціи, мы были позваны во дворецъ князя, и когда насъ ввели въ одинъ изъ покоевъ, то туда прибыли литовскіе послы; туда же пришли и совѣтники князя, которые заключали съ нами перемиріе, и, обративъ рѣчь къ литовцамъ, говорили въ такомъ смыслѣ: «Нашъ князь, по особенной милости, и уважая просьбу великихъ государей, хотѣлъ заключить вѣчный миръ съ вашимъ королемъ Сигизмундомъ. Но такъ какъ миръ ни на какихъ условіяхъ не можетъ состояться, то онъ хотѣлъ, по убѣжденію тѣхъ же государей, заключить перемиріе. Князь приказалъ призвать васъ и быть вамъ здѣсь, для того, чтобы установить перемиріе и законнымъ образомъ скрѣпить его». Они держали грамоту, которую князь долженъ былъ дать королю польскому, съ висящею маленькою красною печатью. На передней сторонѣ этой печати было изображеніе нагого человѣка, сидящаго на лошади безъ сѣдла и пронзающаго копьемъ дракона; на задней же былъ видѣнъ двуглавый орелъ съ коронованными главами. Кромѣ у нихъ была перемирная грамота, составленная по извѣстному образцу. Въ свою очередь король долженъ былъ послать князю подобную грамоту, написанную по тому же образцу, за перемѣною только имени и титула: въ ней не было совершенно никакихъ измѣненій, за исключеніемъ слѣдующей статьи, прибавленной на концѣ грамоты: «Мы, Петръ Гиска, палатинъ полоцкій и воевода дрогичинскій, и Михаилъ Богушъ Богутиновичъ, казначей великаго княжества литовскаго и воевода стовиненскій и каменецкій, послы короля польскаго и великаго князя литовскаго, свидѣтельствуемъ, и даже отъ его имени цѣловали крестъ и обязались, а именно въ томъ, что нашъ король равнымъ образомъ подтвердитъ эту грамоту крестнымъ цѣлованіемъ: а для лучшаго удостовѣренія въ этомъ мы приложили къ ней наши печати». Послѣ всего этого мы были позваны
пуска при их возвращении к пределам, я достаточно объяснил выше при описании отпуска литовских послов. Впрочем, так как мы были посланы цесарем Карлом и братом его Фердинандом, эрцгерцогом Австрии, для заключения вечного мира или по крайней мере перемирия между князем московским и королем польским, то я решился прибавить описание церемоний, которые употреблял тогда московский князь при утверждении перемирия. И гак, по заключении перемирия с Сигизмундом, королем польским, и по окончании его редакции, мы были позваны во дворец князя, и когда нас ввели в один из покоев, то туда прибыли литовские послы; туда же пришли и советники князя, которые заключали с нами перемирие, и, обратив речь к литовцам, говорили в таком смысле: «Наш князь, по особенной милости, и уважая просьбу великих государей, хотел заключить вечный мир с вашим королем Сигизмундом. Но так как мир ни на каких условиях не может состояться, то он хотел, по убеждению тех же государей, заключить перемирие. Князь приказал призвать вас и быть вам здесь, для того, чтобы установить перемирие и законным образом скрепить его». Они держали грамоту, которую князь должен был дать королю польскому, с висящею маленькою красною печатью. На передней стороне этой печати было изображение нагого человека, сидящего на лошади без седла и пронзающего копьем дракона; на задней же был виден двуглавый орел с коронованными главами. Кроме у них была перемирная грамота, составленная по известному образцу. В свою очередь король должен был послать князю подобную грамоту, написанную по тому же образцу, за переменою только имени и титула: в ней не было совершенно никаких изменений, за исключением следующей статьи, прибавленной на конце грамоты: «Мы, Петр Гиска, палатин полоцкий и воевода дрогичинский, и Михаил Богуш Богутинович, казначей великого княжества литовского и воевода стовиненский и каменецкий, послы короля польского и великого князя литовского, свидетельствуем, и даже от его имени целовали крест и обязались, а именно в том, что наш король равным образом подтвердит эту грамоту крестным целованием: а для лучшего удостоверения в этом мы приложили к ней наши печати». После всего этого мы были позваны
