ской свободы, что имѣло не малое вліяніе на развитіе и складъ его характера. Вступивъ въ гимназію своего родного города, онъ ревностно занялся изученіемъ литературы и, въ особенности, старыхъ классиковъ, завлечённый красотой, строгостью, а главное, простотой ихъ произведеній. Уже тогда запала ему въ душу мысль попытаться написать національную эпическую поэму, героемъ которой онъ хотѣлъ избрать извѣстнаго въ народныхъ легендахъ короля Генриха Птицелова. Проэктъ этотъ, однако, какъ мечта ранней молодости, остался не исполненнымъ и всё произведеніе позднѣе переродилось въ величавые образы «Мессіады», первыя пѣсни которой были набросаны Клопштокомъ въ 1745 году, когда онъ поступилъ въ Іенскій университетъ, съ цѣлью изучать богословіе. Въ 1748 году переселился онъ въ Лангензальцъ, гдѣ получилъ мѣсто домашняго учителя. Положеніе это, не смотря на дружбу и уваженіе многихъ замѣчательныхъ людей, въ томъ числѣ Бодмера, не могло не казаться ему тягостнымъ, и потому можно себѣ представить, съ какой радостью принялъ онъ въ 1751 году приглашеніе министра Бернсторфа поселиться въ Копенгагенѣ, съ жалованьемъ въ 400 талеровъ въ годъ, чтобы тамъ, на свободѣ, окончить свою «Мессіаду». По дорогѣ туда Клопштокъ встрѣтился и познакомился со своей будущей женой, Маргаритой Моллеръ, воспѣтой имъ впослѣдствіи во многихъ одахъ. Пріёмъ, сдѣланный ему въ Копенгагенѣ, былъ тёпелъ и сердеченъ во всѣхъ отношеніяхъ. Вскорѣ по пріѣздѣ туда, онъ женился на своей Маргаритѣ, но овдовѣлъ спустя четыре года. Въ началѣ 1759 года Клопштокъ возвратился въ Германію, послѣ чего жилъ поперемѣнно то въ Брауншвейгѣ, то въ Кведлинбургѣ, то въ Бранденбургѣ. Послѣднимъ мѣстомъ пребыванія Клопштока былъ Гамбургъ. Въ глубокой старости онъ женился во второй разъ на своей давнишней знакомой Елисаветѣ Винтемъ и умеръ 14-го марта 1803 года.
Литературное значеніе Клопштока должно быть разсматриваемо двояко: относительно языка его произведеній и относительно ихъ содержанія. Хотя нѣмецкій языкъ былъ выработанъ въ достаточной степени и до Клопштока его талантливыми предшественниками: Галлеромъ, Гагедорномъ и другими, но въ общемъ ему недоставало гибкости и способности тонко выражать всевозможные образы и обороты, ложащіеся подъ перо поэта, обладающаго не одностороннимъ, а болѣе всеобъемлющимъ взглядомъ на жизнь. Поэтическій языкъ того времени отличался отъ прозы почти однимъ только размѣромъ и риѳмами. Клопштокъ первый провёлъ мысль, что «возвышенныя чувства должны выражаться болѣе возвышеннымъ слогомъ», что и было изложено имъ въ небольшомъ сочиненіи, озаглавленномъ: «Объ языкѣ поэзіи», появившемся въ «Сѣверномъ Обозрѣвателѣ». Но то, что на этотъ разъ онъ излагалъ теоретически, уже давно преслѣдовалось и исполнялось имъ въ его сочиненіяхъ, начиная съ самыхъ раннихъ. Казалось бы, преслѣдуя цѣль облагороживать и украшать выраженія современнаго языка, Клопштокъ рисковалъ впасть въ опасный разладъ съ языкомъ народнымъ, и отказаться отъ множества его прекрасныхъ, хотя и грубоватыхъ на первый взглядъ, оборотовъ; но въ томъ-то и состоитъ его главная заслуга, что хорошо знакомый съ духомъ и образами старинно-нѣмецкой поэзіи, а равно съ трудами Лютера по части выработки нѣмецкаго языка, Клопштокъ умѣлъ, откинувъ въ народномъ языкѣ ложное и дѣйствительно грубое, перенести изъ него въ языкъ своихъ произведеній всю благоуханную прелесть и чистоту, сдѣлавшія эти произведенія дорогими для всякаго изъ его соотечественниковъ, на какой бы степени развитія онъ ни стоялъ. Сила выраженія и новизна оборотовъ были, по его мнѣнію, главнѣйшимъ атрибутомъ языка поэтическаго произведенія. Чтобы достичь этого, онъ въ одинаковой степени пользовался пріискиваніемъ забытыхъ оборотовъ въ старинныхъ лѣтописяхъ и сочиненіемъ новыхъ, не существовавшихъ до того времени, сложныхъ словъ и выраженій. Въ этомъ послѣднемъ способѣ обогащенія языка выказаны имъ такое дарованіе и ловкость, что изъ послѣдователей его могъ съ нимъ поспорить въ этомъ случаѣ развѣ только одинъ Гете. Конструкціи предложеній подверглась подъ его перомъ также значительному измѣненію. Окаменѣлыя схоластическія формы были разрушены и уступили мѣсто болѣе вольному порядку изложенія, чрезъ что получилась возможность, сохраняя смыслъ рѣчи, придавать ей болѣе сильное, болѣе нѣжное и вообще иное выраженіе, смотря по тому, что желалъ выразить поэтъ въ данномъ случаѣ. Помощью всѣхъ этихъ средствъ удалось Клопштоку создать дѣйствительно новый поэтическій языкъ, очаровавшій его современниковъ и указавшій совершенно новый путь для дальнѣйшаго развитія нѣмецкой поэзіи. Конечно, реформы Клопштока не были
