битвы. Сентиментальность явно замѣняетъ въ поэмѣ бодрый духъ и простыя отношенія героевъ древности. Но сентиментальность эта, звучавшая искренной наивностью въ произведеніяхъ его предшественниковъ, къ сожалѣнію теряетъ этотъ всё-таки сносный характеръ подъ его перомъ и получаетъ печать чего-то искусственнаго. Обстоятельство это становится понятнымъ, если вспомнить, что Фельдэкъ былъ придворнымъ поэтомъ и долженъ былъ не только принаравливаться къ вкусу и требованіямъ своихъ милостивцевъ, но вѣроятно даже остерегатъся въ выборѣ своихъ сюжетовъ, чтобъ какъ-нибудь не сказать лишняго, что могло прозвучать непріятно въ ушахъ его покровителей. А если прибавить, что самый выборъ сюжета изъ древняго міра былъ крайне неудаченъ, то будетъ ясно, что находясь подъ давленіемъ этихъ двухъ фальшивыхъ положеній, Фельдэкъ не могъ сдѣлать изъ своей поэмы что-либо замѣчательное. Въ главныхъ эпизодахъ поэмы Фельдэкъ держится Виргиліева оригинала, но въ подробностяхъ обыкновенно выпускаетъ то, что носитъ на себѣ печать простоты, силы и энергіи подлинника и, наоборотъ, присочиняетъ множество подробностей въ характерѣ и духѣ времени, а равно своего собственнаго воображенія, воспитаннаго въ фальшивомъ тонѣ тогдашняго понятія о литературѣ. Такъ грандіозный разсказъ о погибели Трои, которому отведено такое значительное мѣсто у Виргилія, излагается у Фельдэка едва на нѣсколькихъ страницахъ. Наоборотъ, поэма испещрена бездной любовныхъ сценъ и эпизодовъ, написанныхъ въ томъ слезливо-фальшивомъ характерѣ, которымъ отличается средневѣковая литература. Желанье польстить своимъ высокимъ покровителямъ и заслужить ихъ одобреніе сквозитъ вообще во всѣхъ произведеніяхъ Фельдэка, за что онъ справедливо заслужилъ имя родоначальника придворныхъ поэтовъ.
Зимою тоскливо въ насъ сердце сжимается,
Но вотъ снова роща листвой покрывается,
Вновь поле подъ солнцемъ въ цвѣты наряжается —
И грусть наша вмѣстѣ съ зимою скрывается.
Когда я почую весны дуновеніе
И каждая травка, цвѣтокъ и растеніе
Воскреснетъ и птичекъ послышится пѣніе —
Душой оживаю я въ то же мгновеніе.
Подъ лилою, счастьемъ любви упоенная,
Я съ милымъ укроюсь подъ вѣтви зелёныя:
Ласкать иеня станетъ онъ въ ночи безсонныя
И будетъ плести мнѣ вѣнки благовонные.
Я знаю, какъ ласковъ мой милый становится,
Когда угодить мнѣ подаркомъ готовится:
Ни чѣмъ онъ меня огорчить не рѣшается
И только цвѣтами украсить старается.
Когда же я мая дождусь легкокрылаго?
Когда обниму, разцалую я милаго
И очи его соколиныя, ясныя?
Онъ свѣтъ для очей моихъ, солнышко красное!
Въ то время, какъ большинство лирическихъ поэтовъ среднихъ вѣковъ упражняло свои силы въ восхваленіи сильныхъ міра, низводя тѣмъ поэзію на степень похвальныхъ одъ, Вальтеръ фонъ-деръ-Фогельвейде представляетъ блистательный примѣръ истиннаго поэта, успѣвшаго, помощью силы таланта, вызвать въ своихъ произведеніяхъ дѣйствительно живыя краски и образы, красота которыхъ доставляетъ истинное наслажденіе даже позднѣйшимъ потомкамъ.
О жизни его, къ сожалѣнію, очень мало извѣстно, да и то, что мы знаемъ, почерпнуто большей частью изъ его же собственныхъ сочиненій. Мѣсто его рожденья осталось неизвѣстнымъ, но вѣрнѣе предположить, что онъ былъ родомъ швейцарецъ. Ученическіе годы были проведены имъ въ герцогствѣ Австріи, о чѣмъ онъ говоритъ въ одномъ изъ своихъ стихотвореній. Лучшіе годы своей дѣятельности провёлъ онъ при дворѣ Австрійскаго герцога Фридриха Католика, умершаго въ Палестинѣ въ 1198 году. Послѣ его смерти поэтъ оставилъ вѣнскій дворъ и съ этой поры началась его странническая жизнь, во время которой онъ не только исходилъ вдоль и поперёгъ всю Германію, но и посѣтилъ многія чужія страны, въ томъ числѣ — Палестину. Во время своихъ путешествій онъ былъ всюду желаннымъ гостемъ, былъ всюду принимаемъ при владѣтель-
