громоздить какъ можно болѣе необыкновенныхъ фактовъ, имѣющихъ часто всего одну внѣшнюю связь. Но, однако, нельзя не замѣтить, что въ «Тристанѣ» факты всё-таки болѣе между собою связаны, чѣмъ въ произведеніяхъ его товарищей по ремеслу, Вольфрама и Гартмана. Равно въ поэмѣ Готфрида замѣчается большее стремленіе развить характеры отдѣльныхъ лицъ, такъ-что авторъ уже не довольствуется изображеніемъ мгновенныхъ лирическихъ порывовъ, какъ это мы видѣли въ поэмахъ Вольфрама. Тристанъ не просто странствующій рыцарь, ищущій приключеній, но человѣкъ, имѣющій опредѣлённое стремленіе съ самаго начала поэмы и выдерживающій его до конца. Прочія лица поэмы имѣютъ также опредѣлённыя черты. Конечно, факты поэмы дышутъ дѣтской наивностью среднихъ вѣковъ, хотя бы, напримѣръ, любовь Тристана и Изольды, возникающая изъ того, что оба выпили приворотное зелье; но это обстоятельство нельзя ставить въ вину поэту, бывшему сыномъ своего вѣка. Напротивъ, умѣнье поэтически выразить эту любовь, не смотря на нелѣпость ея мотивировки, служитъ въ похвалу его таланту. На ряду съ умѣньемъ Готфрида поэтически излагать отдѣльныя сцены поэмы, слѣдуетъ отдать справедливость языку, которымъ поэма написана. Въ этомъ отношеніи Готфридъ далеко опередилъ своихъ современниковъ. Стихи его музыкальны и плавны, что очень много для того времени. Какъ высоко цѣнили «Тристана и Изольду» современники, служитъ доказательствомъ то, что многіе пытались окончить поэму. Болѣе извѣстнымъ продолжателемъ поэмы былъ Ульрихъ Тюргейнскій, но трудъ его вышелъ сухъ и крайне далёкъ по красотѣ отъ оригинала. То же слѣдуетъ сказать и о другихъ продолжателяхъ, доказавшихъ ещё въ тринадцатомъ вѣкѣ, что надо довольствоваться тѣмъ, что оставилъ поэтъ, не занося руку на произведенія истиннаго таланта, которыя насъ плѣняютъ именно своей неподдающейся подражанью оригинальностью.
Окончивъ совѣщанье,
Король съ князьями вышли изъ собранья;
Изольда же осталася одна,
Заботѣ и страданью предана,
Которыя терзали и давили
Её своею тяжестью и были
Невыносимы. Честь свою спасти
Она должна во что бы то ни стало:
Ей нужно средство смѣлое найдти,
Чтобъ оправдать себя — и обращала
Она всѣ помышленія свои
Къ Создателю, къ источнику любви
И милости, и повѣряла Богу
Своей души волненье и тревогу.
Утомлена молитвой и постомъ,
Она просила Господа о томъ,
Чтобъ онъ далъ силы ей для испытанья.
На Бога не теряя упованья,
Прибѣгла къ женской хитрости она,
Причёмъ свой планъ таить была должна.
Она письмо Тристану написала,
Въ которомъ слёзно друга умоляла,
Чтобъ въ Карліунъ явился утромъ онъ,
Желаньемъ быть полезнымъ окрилёнъ,
И ждалъ бы тамъ Изольды появленья.
Тристанъ исполнилъ въ точности велѣнье
Изольды и, одѣтъ какъ пилигримъ,
По виду и лицу неузнаваемъ
И, словно чудомъ, ставъ совсѣмъ другимъ,
Пришолъ туда, желаніемъ сгораемъ
Изольдѣ угодить по мѣрѣ силъ.
На кораблѣ въ то время подплывали
Маркъ и Изольда, стоя у перилъ.
Глаза Изольды странника узнали;
Когда жь корабль свой бѣгъ остановилъ
Близь берега, то королева смѣло
Невѣдомаго странника велѣла
Просить — когда согласенъ будетъ онъ
И ежели на столько онъ силёнъ —
Перенести её чрезъ воду смѣло.
Хотя съ ней были рыцари, другимъ
Она себя дать несть не захотѣла —
И потону былъ избранъ пилигримъ.
«Эй! крикнулъ Маркъ: что медлишь? подойди же!
Спустись безъ опасенія поближе
И, съ корабля принявъ мою жену,
Перенеси на пристань.» И въ одну
Минуту тотъ спѣшитъ повиноваться
И, королеву бережно поднявъ,
Спѣшитъ на берегъ съ нею перебраться,
Изольды шопотъ чутко услыхавъ:
«Со мной упасть ты долженъ непремѣнно
Чрезъ нѣсколько шаговъ на берегу.
Моей ты волѣ слѣдуй неизмѣнно —
И будь покоенъ.» На второмъ шагу
Ея приказъ исполнить онъ рѣшился —
И на землѣ едва онъ очутился,
