такіе люди, какъ историки Роттекъ и Велькеръ, оба брата Гумбольдты, Вильгельмъ Гриммъ и Гервинусъ. Къ этому же времени относится и появленіе кружка писателей, извѣстныхъ подъ именемъ «Молодой Германіи» и пошедшихъ по слѣдамъ Гейне, въ качествѣ публицистовъ, романистовъ и драматурговъ. Во главѣ этого кружка стояли Генрихъ Лаубе и Карлъ Гуцковъ. «Молодая Германія, говоритъ Курцъ въ своей «Исторіи нѣмецкой литературы», находила свое оправданіе въ политическихъ, соціальныхъ и литературныхъ порядкахъ того времени, порядкахъ, несостоятельность которыхъ становилась съ каждымъ днёмъ всё болѣе и болѣе явственною. Справедливо замѣчалъ Вигбаргъ въ своихъ «Эстетическихъ Походахъ», что государство, церковь, гражданское общество и литература требовали непремѣннаго обновленія, и средствомъ для достиженія этой цѣли онъ предлагалъ эстетическое образованіе. Въ этихъ замѣчаніяхъ заключалось, собственно говоря, только повтореніе того, что уже задолго до Винбарга высказывали Лессингъ, Гердеръ и Шиллеръ, конечно не съ такимъ положительнымъ указаніемъ на общественныя и гражданскія отношенія. Писатели «Молодой Германіи» выставили основнымъ принципомъ своимъ свободу индивидуальности и понимали её въ тонъ смыслѣ, что каждому отдѣльному лицу должно быть предоставлено право совершенно произвольнаго развитія и движенія. Вотъ почему они между прочинъ противопоставляли національности космополитизмъ, осмѣивали дѣйствительно забавное «нѣмечничество» и ещё болѣе комичное «французоѣдство», требовали эманципаціи евреевъ и эманцинаціи женщинъ.»
Почти одновременно съ этимъ движеніенъ возникло и другое, болѣе глубокое, источникомъ которому послужила гегелевская философія. Арнольдъ Руге и Теодръ Эхтернейеръ основали въ 1838 году журналъ «Hallische Jahrbücher» и въ нёмъ подняли необыкновенно талантливо и смѣло знамя свободнаго изслѣдованія во всѣхъ отрасляхъ человѣческой дѣятельности. Статьи эти скоро пріобрѣли такое значеніе, сгруппировали вокругъ новаго журнала такое количество публики, что вызвали со стороны правительства самое энергическое противодѣйствіе. Собственно въ изящной литературѣ вліяніе этого направленія сказалось преобладаніемъ тенденціозной политической поэзіи, преобладаніемъ, которое продолжалось довольно долго и въ значительной степени подготовило движеніе 1848 года. «Въ политическо-соціальной поэзіи сороковыхъ годовъ», говоритъ Штродтманъ, «неопредѣленныя жалобы на общественный порядокъ принимаютъ всё болѣе и болѣе конкретную форму. Изъ всесокрушительнаго смѣха Гейне, изъ полемическихъ походовъ «Молодой Германіи», изъ стихотвореній Ленау и Платена возникло растеніе въ высшей степени знаменательное. Политическая и національная свобода сдѣлалась почти исключительною темою всей нѣмецкой поэзіи. На каждое страданіе человѣчества откликается поэтъ. Онъ ставитъ діагнозисъ великой болѣзни времени и отыскиваетъ лекарство для нея; онъ хочетъ быть врачёмъ, искупителенъ, мстителемъ всякаго позора, который до тѣхъ поръ переносился съ нѣмою покорностью. Даже въ обскурантномъ государствѣ Меттерниха Анастасій Грюнъ водружаетъ знамя реформы своими «Прогулками»; Карлъ Беккъ въ своихъ «Пѣсняхъ о бѣдномъ человѣкѣ» кидаетъ перчатку безсердечной, кичащейся своими золотыми мѣшками, буржуазіи; въ странѣ гусситовъ будятъ народъ Гартманъ и Мейснеръ; строфы Николая Бекера о «свободномъ нѣмецкомъ Рейнѣ» раздаются громовымъ патріотическимъ отвѣтомъ на притязанія французовъ; пѣсни Гервега до такой степени охватываютъ молодёжь воинственнымъ пыломъ, что она, подобно ему, даже не спрашиваетъ, гдѣ враги — «враги приносятся вѣтромъ»; всё, мало-мальски обладающее умомъ и дарованіемъ, увлекается въ водоворотъ политической поэзіи: Фрейлигратъ отрекается отъ своихъ странствій въ областяхъ восточной поэзіи и здоровается со своимъ народомъ въ знаменитомъ «Исповѣданіи вѣры»; Дингелынедтъ мѣняетъ ферулу школьнаго учителя на рогъ «космополитическаго ночного сторожа»; Гофманъ Фаллерслебенъ сходитъ съ профессорской каѳедры и начинаетъ пѣть среди народа свои весёлыя и саркастическія пѣсни свободы; нѣжный поэтъ любви Эмнануилъ Гейбель старается извлечь изъ своей арфы серьёзные и величественные «Голоса Времени»; даже чистокровный аристократъ, молодой графъ Страхвицъ, направляетъ своего пегаса въ политическую арену. Сигнальные огни свободы зажглись одновременно на всѣхъ высотахъ нѣмецкаго Парнаса; великія ожиданія забились въ груди молодёжи — ожиданія, что вотъ-вотъ настанетъ давно желанное весеннее утро человѣчества и міръ превратится въ рай.»
Это политическое направленіе поэзіи по своему спеціальному характеру, вызванному обсто-
