былъ Новалисъ, а наконецъ, подъ вліяніемъ увлеченія римскимъ католицизмомъ и средневѣковыми феодальными учрежденіями, сдѣлалась служительницею церковной и политической реакціи того времени и наложила свою пагубную печать на весь реставраціонный періодъ. «Но именно въ этомъ обстоятельствѣ — говоритъ Штродтманъ — заключается не только преступленіе романтической школы противъ прогресса человѣчества, а въ то же время — какъ ни парадоксально можетъ показаться это мнѣніе — огромная заслуга ея, какъ движенія, воскресившаго національную и политическую жизнь Германіи и внесшаго въ нѣмецкую литературу реформаторскія идеи новаго времени. Ложный идеализмъ построеннаго въ воздухѣ, рѣзко разъединёнаго съ дѣйствительностію міра искусства дошолъ ad absurdum — и какъ необходимое послѣдствіе такого порядка вещей начался совершенно новый фазисъ развитія: литература стала сходить съ своихъ недосягаемыхъ облачныхъ высотъ на землю и возстановлять прерванную связь свою съ міромъ дѣйствительности. То форсированное рвеніе, съ которымъ многіе изъ этихъ романтиковъ, не признававшіе въ своихъ первыхъ произведеніяхъ ничего, кромѣ tel est mon plaisir, самой неограниченной субъективности, стали нѣсколько лѣтъ спустя защищать неограниченнѣйшій деспотизмъ и вопіющія злоупотребленія католической церкви и нѣмецкаго правительства — это рвеніе конечно имѣло въ себѣ много презрѣннаго и отвратительнаго, и побужденія, которыми руководились они въ этомъ случаѣ, были безъ сомнѣнія у большинства не особенно чистаго свойства. Тѣмъ не менѣе ихъ союзъ съ реакціонными силами послужилъ первымъ шагомъ къ тому, чтобы нѣмецкая литература получила снова и на долгое время реальную и національную подкладку. Стараясь оправдывать существующій порядокъ или передѣлывать настоящее время по образцу христіанско-феодальныхъ среднихъ вѣковъ, писатели по неволѣ знакомились серьозно съ явленіями дѣйствительной жизни, съ отечественною исторіею, съ потребностями народа — и литература, сдѣлавшаяся было въ рукахъ романтиковъ праздною игрушкою фантазіи, пріобрѣла теперь широкое значеніе, какъ одно изъ средствъ преуспѣянія соціальныхъ и политическихъ интересовъ Германіи.»
Первымъ поводомъ къ этой перемѣнѣ въ направленіи поэзіи послужили такъ-называемыя войны за освобожденіе — войны, въ которыхъ вся Германія поднялась, чтобы свергнуть съ себя иго Наполеона. Тутъ-то и выступилъ на сцену кружокъ поэтовъ, собственно принадлежавшихъ къ романтической школѣ, но теперь отдѣлившихся отъ большинства своихъ товарищей для служенія дѣлу свободы и патріотизма; тутъ-то зазвучали и понеслись по всей Германіи, проникая во всѣ слои общества, пробуждая народное сознаніе, пѣсни Кёрнера, Арндта, Рюкерта, Уланда (въ первую пору его дѣятельности), Эйхендорфа и другихъ. Временемъ особеннаго развитія этой патріотической поэзіи былъ 1813 годъ. Пѣсни, вышедшія въ эту пору изъ-подъ пера только-что упомянутыхъ поэтовъ, составляютъ, по выраженію Шюре, intermezzo въ исторіи нѣмецкой романтики. Пока длилась война, эти литературные дѣятели были солдатами, народными поэтами, людьми партіи. Когда же независимость Германіи была возвращена ей и миръ былъ обезпеченъ, когда нѣмецкіе властители отказались исполнить обѣщанія, данныя ими въ критическую минуту, и стали господствовать деспотичнѣе, чѣмъ прежде, мечтатели-поэты, за исключеніемъ Арндта, Уланда и нѣсколькихъ другихъ, видя это, вернулись въ царство грёзъ, причёмъ Эйхендорфъ, служившій съ 1813 до 1815 года волонтёромъ въ егерскомъ прусской арміи, сдѣлался послѣ войны однимъ изъ блистательнѣйшихъ представителей романтической лирики.
Онъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, былъ и послѣднимъ дѣятелемъ ея. Въ двадцатыхъ годахъ этой школѣ суждено было получить окончательный ударъ отъ поэта, вышедшаго изъ нѣдръ ея — Генриха Гейне, на ряду съ которымъ (въ извѣстной степени) можно поставить въ этомъ отношеніи современниковъ его: графа Платена и Иммермана. Громадное вліяніе перваго, независимо отъ причинъ внутреннихъ, имѣло источникъ ещё въ политическихъ событіяхъ 1830 года, къ которымъ онъ приготовилъ публику въ своихъ знаменитыхъ «Путевыхъ картинахъ» (Reisebilder). Парижскіе польскіе дни этого года, вызвавшіе во Франціи извѣстный переворотъ отозвались и въ Германіи. Общество по потребовало и здѣсь новаго порядка вещей; старыя ожиданія, надежды, стремленія, подавленныя долговременною реакціею, снова зашевелились; но нѣмецкія правительства отвѣтили тою же безпощадной оппозиціей. Чѣмъ упорнѣе однако дѣйствовала эта послѣдняя, тѣмъ сильнѣе распространялось либеральное движеніе, въ которомъ дѣятельное участіе принимали
