Въ силу тѣхъ же обстоятельствъ, а отчасти благодаря крайне безпорядочной жизни своей, погибъ въ концѣ XVII столѣтія, не оказавъ никакого вліянія на современниковъ и также оставшись одиночнымъ явленіемъ, другой поэтъ съ первокласснымъ дарованіемъ — Гюнтеръ, котораго Гёте называетъ «поэтомъ въ истинномъ смыслѣ этого слова, несомнѣннымъ дарованіемъ, надѣлённымъ богатою фантазіею, способностью схватывать вещи и воспроизводить схваченное, въ высшей степени плодовитымъ, умнымъ, остроумнымъ» и т. п. Какъ Флеммингъ, писатель по духу совершенно самостоятельный, принадлежалъ однако по роду своей дѣятельности къ извѣстной школѣ, совершенно неродственной этому духу, такъ и Гюнтеръ, при своей самостоятельности и одиночности, долженъ быть однако тоже причисленъ къ школѣ, образовавшейся вслѣдъ за тою, во главѣ которой стоялъ Опицъ, и извѣстной въ исторіи литературы подъ названіемъ «второй силезской». Основателемъ ея былъ — Гофманъ фонъ-Гофмансвальдау. Если Опицъ копировалъ древнихъ и французовъ, то Гофманъ взялъ себѣ въ образецъ итальянцевъ и, задавшись мыслью исправить сухость своихъ предшественниковъ, впалъ въ грубую чувственность, скоро перешедшую всѣ границы, какъ по языку, достигшему невообразимой манерности, такъ и по содержанію, гдѣ болѣзненность и испорченность фантазіи доходятъ до послѣдней степени. Что направленіе Гофмансвальдау могло образовать цѣлую школу — это было возможно только при всеобщемъ упадкѣ поэзіи. Тѣмъ не менѣе, школа эта была далеко не малочисленна, и въ ней погибло не одно истинное дарованіе.
Упадку лирики соотвѣтствовало въ XVII вѣкѣ и положеніе драматической литературы. Учоный характеръ поэзіи этого времени долженъ былъ, само собою разумѣется, отразиться и на дѣятельности нѣмецкихъ драматурговъ. Сочинявшіяся учоными пьэсы предназначались главнымъ образомъ для придворныхъ сценъ или вовсе не игрались. Такимъ образомъ, народу было отъ нихъ мало проку. Опицъ и тутъ явился руководителемъ, поставивши въ образецъ драматическимъ писателямъ французовъ и голландцевъ, Сенеку и новыхъ итальянцевъ. И вотъ — возникла цѣлая масса такъ называемыхъ пастушескихъ комедій, духовныхъ и историческихъ пьэсъ преимущественно въ аллегорической формѣ, трагедій по псевдоклассическимъ образцамъ и т. п.
Значительнѣйшимъ драматургомъ этого времени былъ Андрей Грифіусъ, который, при всей своей подражательности, оставался, однако, по духу своихъ произведеній самостоятельнымъ и старался дать драмѣ направленіе, болѣе согласное съ законами искусства. Писателей собственно для народа со времени упомянутаго нами выше Іакова Айрера не появлялось; зато, по примѣру «англійскихъ комедьянтовъ», образовались странствующія труппы, репертуаръ которыхъ, сочинявшійся большею частію самими актёрами, состоялъ преимущественно изъ пьэсъ съ сильно мелодраматическимъ характеромъ, по образцу многихъ англійскихъ произведеній того времени. Сюда же входили пьэсы поучительныя (Moralitäten), религіозныя съ сюжетами, заимствованными изъ библіи, народные фарсы, арлекинады и т. п. Дѣлались въ это же самое время и попытки поднять уровень сцены, и въ этомъ отношеніи особенною дѣятельностью отличались нѣкоторые содержатели странствующихъ труппъ. Но ихъ усилія разбивались о грубый вкусъ публики, такъ-какъ этой послѣдней нравилось только или площадно-комическое, или необычайно-страшное и такимъ образохъ любимыми пьэсами репертуара сдѣлались такъ называемыя Haupt и Staatsactionen, состоявшія въ грубѣйшемъ, чисто-балаганномъ воспроизведеніи замѣчательнѣйшихъ историческихъ и героическихъ событій, площадные фарсы и, наконецъ, оперы, которыя скоро достигли полнаго господства надъ всѣмъ остальнымъ, благодаря своей внѣшней эффектности.
Въ половинѣ XVIII столѣтія въ обществѣ повѣялъ новый духъ. «Всѣ молодые и благородные умы», говоритъ Шюре въ своёмъ мастерскомъ очеркѣ этого періода, «вдругъ проснулись и стряхнули съ себя ярмо рабства. То былъ рѣшительный моментъ въ исторіи какъ нѣмецкаго, такъ и французскаго духа, и внимательный наблюдатель хода лирической поэзіи не можетъ обойти его молчаніемъ. Въ семнадцатомъ столѣтіи общество терпѣливо сносило тираннію государства и церкви. Величественное реформаціонное движеніе смѣнилось вялымъ застоемъ. Но скоро протестантскій духъ проснулся во всёмъ своёмъ могуществѣ, и это былъ не протестантизмъ XVI вѣка, ограничивавшійся оппозиціею папской власти, но протестантизмъ болѣе смѣлый, до послѣдней степени логическій, относившійся отрицательно ко всему традиціонному, принимавшемуся на вѣру. Переворотъ начался ве-
