послѣдующимъ, въ продолженіи которыхъ новая жизнь кипѣла во всѣхъ сферахъ германскаго быта.
Впрочемъ, собственно поэтическое движеніе относится уже къ концу XV и даже началу XVI столѣтія; предшествовавшее же тому время, въ слѣдствіе политическихъ, церковныхъ и общественныхъ условій, о которыхъ мы не считаемъ нужнымъ распространяться, такъ-какъ эта знаменательная эпоха слишкомъ хорошо извѣстна каждому, имѣло болѣе общеобразовательный, даже можно сказать научный характеръ, независимо отъ чисто практическаго — такой характеръ, при которомъ фантазія могла находить себѣ самую скудную пищу. Если могло въ чемъ-нибудь проявляться поэтическое творчество, то развѣ въ сатирѣ, лучшимъ образчикомъ которой можетъ служитъ знаменитый Eulenepiegel. Достигнуть полнаго торжества этому творчеству предстояло нѣсколько позже въ лирическихъ и этическихъ народныхъ пѣсняхъ; но прежде чѣмъ мы остановимся на этомъ богатѣйшемъ и важнѣйшемъ отдѣлѣ нѣмецкой поэзіи, считаемъ нужнымъ сдѣлать бѣглый очеркъ нѣкоторымъ современнымъ ему явленіямъ изъ той же области.
Во первыхъ — мейстерзингерство. Когда съ испорченностью и ослабленіемъ рыцарства образованность покинула это сословіе и нашла себѣ пріютъ въ городахъ, сдѣлавшихся въ эту эпоху средоточіемъ общественной и политической жизни — тогда горожане, преимущественно ремесленники, завладѣли также, по преемству отъ миннезингеровъ, и поэзіею, но обратили её въ чисто-техническое упражненіе въ стихотворствѣ, гдѣ содержаніе не играло никакой роли, а на первомъ планѣ стояли извѣстныя правила стихосложенія преимущественно прежняго времени, отъ которыхъ строго запрещено было отступать. Согласно духу эпохи, однимъ изъ главныхъ лозунговъ которой сдѣлалась любознательность, жажда учиться, поэзія тоже обратилась въ своего рода науку. Мейстерзнигерство разрабатывалось въ особыхъ такъ называемыхъ «пѣвческихъ школахъ» (Singschulen), составлявшихъ совершенно замкнутый кругъ и между которыми пользовались особеннымъ значеніемъ школы въ Майнцѣ, Страсбургѣ, Аугсбургѣ и Нюрнбергѣ. Во многихъ городахъ разные ремесленные цехи имѣли свои собственныя Singschulen; такъ напримѣръ въ Ульмѣ — ткачи, въ Кольмарѣ — сапожники. У каждой мейстерзингерской корпораціи существовалъ свой сводъ постановленій, исполненіе которыхъ одно давало право на полученіе степени мейстера; всякое свободное, самостоятельное творчество мѣста здѣсь не имѣло. Что же касается содержанія, то, какъ мы уже выше замѣтили, ему не придавалось никакой существенной важности.
«Такъ-какъ мейстерзингерство», говоритъ Гервинусъ въ своей «Исторіи нѣмецкой поэзіи», «всё болѣе и болѣе выдвигало впередъ чисто-формальную сторону, то для него было рѣшительно всё равно, какіе предметы доставляли содержаніе этимъ пѣснямъ. Не было ни одного сюжета, какъ бы ни шолъ онъ въ разрѣзъ съ требованіями поэзіи, котораго не старались бы втиснуть мейстерзингеры въ прокрустово ложе своихъ строфъ. Если не перекладывали на музыку длинныхъ романовъ и стихотворныхъ хроникъ, то это только потому, что надо же было положить въ этомъ отношеніи хоть какой-нибудь предѣлъ, соблюдать хоть какую-нибудь мѣру. Зато изъ всѣхъ болѣе мелкихъ видовъ поэзіи, доставшихся въ наслѣдство отъ минувшаго времени, ни одинъ не избѣгнулъ мейстерзингерскаго присвоенія и обработки. Они пѣли всѣ древнія рыцарскія легенды или старыя историческія сказанія о Еленѣ и Лукреціи и новыя итальянскія новеллы и волшебныя измышленія о Геррѣ Филіусѣ и Албертѣ Нагнусѣ, народныя сказки, головоломно-учоные трактаты о „семи исскуствахъ“, ходѣ планетъ и т. п., въ которыхъ они понимали очень мало толка, старые и любимые анекдоты, разсказы о любовныхъ интрижкахъ, исторійки о человѣческой хитрости и скрытности, всевозможныя моральныя поученія, выводившіяся какъ изъ самыхъ причудливыхъ сказокъ, такъ и изъ простѣйшей езоповой басни, любовные, нравственные и психологическіе вопросы, загадки, жалобы на упадокъ нравовъ и набожности, этическія притчи и изреченія въ первобытной формѣ, символическія толкованія цвѣтовъ и красокъ, врачебныя и другія общеполезныя наставленія, похвалы и порицанія сословіямъ и поламъ, серьёзные и ироническіе совѣты.» Всё это, впрочемъ, входило въ составъ такъ называемаго Freisingen, составлявшаго одну часть мейстерзингерскихъ упражненій; другая называлась Hauptsingen (главное пѣніе) и допускала исключительно сюжеты нравственно-религіозные, а впослѣдствіи — только заимствованіе изъ Св. Писанія. «Было бы можетъ статься несправедливо», замѣчаетъ Гервинусъ въ другомъ мѣстѣ, «разсматривать эти произведенія съ поэтической стороны.
