своихъ, народная поэзія снова какъ-будто умерла, уступивъ мѣсто все болѣе и болѣе побѣдоносному придворному стихотворству. По-крайней мѣрѣ до насъ не дошло почти ничего или очень мало, да и это немногое въ сильной степени уступаетъ достоинствомъ вышеупомянутымъ двумъ перламъ народнаго эпоса. Не многія произведенія эти, большею частію отрывочныя, воспѣваютъ вообще тѣхъ же самыхъ героевъ, которыхъ подвиги и судьбы представлены намъ въ такой стройной картинѣ «Нибелунгаии»: Дитрихъ Бернскій, герой готѳскаго цикла, и Гильдебрандъ, его оруженосецъ, затѣмъ Зигфридъ и бургундскіе герои составляютъ средоточіе этихъ пѣсенъ; къ нимъ примыкаютъ ещё нѣкоторые новые герои и фантастическія существа, въ родѣ великановъ и карликовъ.
До сихъ поръ мы имѣли дѣло только съ эпосомъ. Но въ ту пору, которая составляетъ предметъ нашего изложенія въ настоящую минуту, то-есть въ пору борьбы между поэзіею искусственною и народною, существовалъ ещё одинъ элементъ, служившій какъ бы посредникомъ между тою и другою, воспринимавшій въ себѣ особенности той и другой. Это — лирика, первымъ проявленіемъ которой въ Германіи было такъ называемое «пѣснопѣніе въ честь любви», миннезингерство (Minnegesang, отъ слова Minne — любовь). Но историческому происхожденію своему, эта отрасль лирики не есть туземный германскій продуктъ: она занесена сюда изъ Франціи, гдѣ уже задолго до того процвѣтали провансальскіе трубадуры: но въ ней было такъ много родственнаго нѣмецкому національному духу, что она тотчасъ же восприняла въ себя многія національныя особенности и составила нѣчто совершенно самостоятельное, совершенно независимое отъ лирики трубадуровъ. Внѣшній міръ и общественные интересы почти не существовали для нѣмецкихъ миннезингеровъ. Содержаніе ихъ пѣсенъ, за немногими исключеніями, составляла жизнь души, съ ея радостями и страданіями, стремленіями и надеждами, и на первомъ планѣ стояли отношенія къ женщинѣ. Женщина была поставлена на высокій, почти недосягаемый, неземной пьедесталъ; почитаніе ея приняло почти религіозный характеръ; любовь выступила въ видѣ идеальной силы, просвѣтляющей всё существованіе человѣка, наполняющей сердце его сознаніемъ благороднѣйшаго и возвышеннѣйшаго назначенія. «Упрёкъ въ однообразіи», говоритъ нѣмецкій критикъ, «упрёкъ, который неоднократно дѣлали миннезннгерской поэзіи, основателенъ, но болѣе чуткое и внимательное ухо различитъ движеніе и среди этого однообразія. Вы точно входите въ лѣсъ, гдѣ васъ сразу встрѣчаетъ пѣнье безчисленнаго множества пернатыхъ горлышекъ. На первыхъ порахъ вамъ кажется, что это — хаотическое смѣшеніе всяческихъ голосовъ, но вслушайтесь внимательнѣе — и изъ этой повидимому нераздѣльной массы звуковъ начнутъ выдѣляться передъ вами индивидуальныя особенности. Тутъ искусственныя трели, тамъ весёлое щебетанье, здѣсь глубокій вздохъ, зовъ, ласкающее рокотанье; на каждомъ шагу иной оттѣнокъ, иной тонъ. Точно также и въ поэзіи миннезингеровъ: при отсутствіи рѣзкихъ характеристическихъ отличій, пѣсни наиболѣе даровитыхъ между ними всё-таки несходны между собою во многихъ отношеніяхъ.»
До какой степени миннезингерство пришлось по вкусу нѣмцамъ, видно изъ того, что до насъ дошли и въ цѣлости и въ отрывкахъ произведенія около трёхсотъ поэтовъ этого класса, дѣйствовавшихъ преимущественно въ XII и XIII столѣтіяхъ, и лучшимъ представителемъ которыхъ былъ знаменитый Вальтеръ фонъ-деръ Фогельвейде.
Но масса народа оставалась всё-таки чужда этой стихотворной дѣятельности. Бѣдный ремесленникъ и обременённый тяжолою барщиною поселянинъ не только не принимали въ ней участія, но даже почти не зная о ея существованіи. Дѣйствительно, народная м національная поэзія умерла или заснула летаргическимъ сномъ, чтобы черезъ столѣтіе воскреснуть и расцвѣсти въ новомъ видѣ. Въ XIV вѣкѣ начинается упадокъ знатнаго дворянства, эксплуатировавшаго народъ въ свою пользу; католическая церковь и феодальный бытъ потрясены въ своихъ главнѣйшихъ основаніяхъ. Съ другой стороны народъ начинаетъ чувствовать себя сильнѣе и стряхивать своё ярмо. Чѣмъ болѣе утрачиваетъ блескъ и силу рыцарство, тѣмъ смѣлѣе подымаетъ голову народная масса. Со всѣмъ этимъ движеніемъ находится въ тѣсной связи и развитіе нѣмецкой поэзіи; но, какъ мы только-что замѣтили, чтобы обнаружился окончательный и блестящій результатъ, нужно было пройти цѣлому столѣтію, именно четырнадцатому.
Это четырнадцатое столѣтіе, переходное и въ политическомъ и въ литературномъ отношеніи, не обогатило поэзію ни однимъ мало-мальски замѣчательнымъ произведеніемъ, и мы не остановимся на немъ, переходя къ двухъ
