Испаніи, потомъ Италіи и Франціи, въ концѣ-концовъ взяла себѣ за образецъ Англію. Гёте былъ увлечёнъ этимъ стремленіемъ — и начавъ всё перелагать въ стихи, причёмъ, по его собственнымъ словамъ, горевалъ только о томъ, что не могъ разнообразить источникъ своихъ вдохновеній отдалёнными путешествіями. Не забывая художествъ, онъ употребилъ не мало времени на изученіе ихъ исторической части, причёмъ тщательно изучилъ сочиненія Вилькенмана и собранія Губера, Крейсгауфа и Рихера и тѣмъ образовалъ свой вкусъ и ознакомился со всѣми школами. Довершивъ своё образованіе путешествіемъ въ Римъ. Гёте въ 1768 году покинулъ, наконецъ, Лейпцигъ, послѣ тяжкой болѣзни, происшедшей вслѣдствіе занятія гравированьемъ, и воротился въ домъ отца, гдѣ, благодаря попеченіямъ домашнихъ, въ скоромъ времени совершенно оправился. Когда силы его были возстановлены, Гёте отправился въ 1770 году въ Страсбургъ для окончанія курса правъ и полученія докторскаго диплома. Здѣсь онъ нознакомился и сошолся съ Гердеромъ, уже авторомъ «Отрывковъ изъ нѣмецкой Литературы» и «Критическихъ лѣсовъ», имѣвшимъ благотворное вліяніе на умъ и душу молодого поэта, и съ группой людей бурныхъ стремленій, не мало содѣйствовавшихъ тому, чтобы вызвать къ дѣятельности его генійі. «Здѣсь», говоритъ Шерръ, «онъ жилъ какъ-будто въ революціонной атмосферѣ и, отдавшись всей душою ея влияніямъ, подчинился дѣйствію народной поэзіи, Гомера, Оссіана и Шекспира. Но отъ гениальнаго одичанья предохранила его съ одной стороны его собственная хорошая натура, а съ другой — сердечныя отношенія съ Фредерикой Бріонъ, которымъ мы обязаны такими прекрасными пѣснями… Не пускаясь въ описанія и изображенія, эти пѣсни воспроизводятъ намъ всю жизнь природы со всѣми ея перемѣнами; не предаваясь размышленіямъ, онѣ открываютъ намъ цѣлый міръ отрадной страсти, всѣ ея самыя усладительныя и горькія тайны, даютъ намъ понимать и чувствовать всё, неизвѣстное человѣку или незамѣченное имъ, что странствуетъ во мракѣ, въ лабиринтѣ груди.»
Получивъ степень доктора правъ. Гёте возвратился снова во Франкфуртъ, а въ 1772 году отправился въ Веймаръ, чтобы въ тамошнемъ рейхскамергерихтѣ начать практическое поприще юриста. Здѣсь онъ услышалъ въ первый разъ о происшествіи, подавшемъ ему мысль о «Вертерѣ». Извѣстно, что Эрузалемъ, прототипъ героя романа Гёте, сдѣлавшагося народнымъ въ Германіи, застрѣлился изъ любви къ одной замужней женщинѣ. Возвратившись домой, Гёте издалъ послѣдовательно въ 1773 и 1774 годахъ — лучшую изъ своихъ драмъ, «Гёцъ фонъ-Берлихингенъ» и лучшій изъ своихъ романовъ, «Страданія Вертера», ближайшимъ поводомъ для написанія котораго была любовь автора къ Шарлоттѣ Кестнеръ. Впечатлѣніе, произведённое этими двумя сочиненіями Гёте, было поистинѣ громадное, неслыханное, причёмъ они сразу поставили имя ихъ автора выше всѣхъ его товарищей и дали ему первое мѣсто на нѣмецкомъ парнасѣ. Около этого времени герцогъ Саксенъ-Веймарскій былъ приѣздомъ во Франкфуртѣ, причёмъ Гёте познакомился и подружился съ двумя его молодыми сыновьями и ихъ спутникомъ Кнебелемъ, что имѣло важное вліяніе на всю послѣдующую судьбу его. Это знакомство съ молодыми принцами — когда старшій изъ нихъ, Карлъ-Августъ, принялъ правленіе — повело за собой въ 1775 году приглашеніе Гёте въ Веймаръ. Виландъ, благодаря заботливости герцогини Амаліи, матери принцевъ, уже нѣсколько лѣтъ тому назадъ переселился туда, а вскорѣ послѣ того и Гердеръ, по ходатайству Гёте, получилъ такое же приглашеніе: а въ 1789 году переселился туда изъ Іены и Шиллеръ. «Такимъ образомъ», говоритъ Шорръ, «маленькій Веймаръ вмѣщалъ въ своихъ стѣнахъ четырёхъ благороднѣйшихъ представителей нѣмецкаго генія, и вслѣдствіе этого живого участія въ лучшихъ стремленіяхъ націи, благородный герцогъ Веймарскій сталъ въ число государей, на которыхъ нашъ взоръ можетъ отрадно отдохнуть. Въ первые годы пребываніе Гёте въ Веймарѣ, куда онъ явился ещё въ полномъ костюмѣ Вертера, время проводилось тамъ довольно-шумно, какъ показываютъ письма его и другихъ изъ этой эпохи. Гёте, котораго личность всѣхъ очаровывала, Гёте, котораго Виландъ, незадолго предъ тѣмъ такъ жестоко имъ осмѣянный, почиталъ и любилъ, какъ полубога, ввёлъ при дворѣ «геніальный» тонъ, въ чёмъ ему усердно помогали Энзидель и другіе придворные, а больше всѣхъ — самъ герцогъ. Деревня Штюцербахъ и охотничій замокъ Эттерсбургъ были главными поприщами этой «геніальности». Охота, танцы, комедіи и эротическія и другія «геніальности», къ которой относилась и «студенческая стрѣльба», мѣнялись пёстрой
