Подобно поэзіи всѣхъ другихъ народовъ, и нѣмецкая начинается въ глубокой древности и имѣетъ на первыхъ порахъ религіозный, вѣрнѣе говоря, жреческій характеръ. Тацитъ разсказываетъ о пѣсняхъ, которыя германцы пѣли въ его время въ честь своего бога Туиско, его сына Маннуса и трёхъ внуковъ; но какъ ни древни эти произведенія, они уже въ ту пору были произведенія далеко не свѣжими: ихъ сочинили не тѣ, въ устахъ которыхъ раздавались онѣ. Уже для этихъ пѣвцовъ сѣдой, до-исторической древности пѣсни эти были достояніемъ, перешедшимъ къ нимъ по наслѣдству отъ давно, давно существовавшихъ предковъ. Характеръ этихъ первобытныхъ лирическихъ произведеній долженъ быть, само собою разумѣется, соотвѣтствовать характеру народа, среди котораго они родились — этихъ сыновей киннерійскаго сѣвера, нагонявшихъ страхъ даже на римлянъ своимъ атлетическимъ видомъ, своею львиною воинственностью. На торжественныхъ похоронахъ храбрыхъ князей и военачальниковъ, ночью наканунѣ сраженія, на праздничныхъ пирахъ, вокругъ лагерныхъ огней распѣвались эти боевыя пѣсни, и не только кровожадные боги германцевъ славились въ нихъ, прославляли онѣ и древнихъ, богоподобныхъ героевъ отечества, между которыми главную роль игралъ доблестный побѣдитель Арминій. Эти грубыя стихотворныя изліянія были общимъ достояніемъ, общею собственностью. «Въ германской расѣ — говоритъ французъ Шюре въ своей необыкновенно-талантливо написанной «Исторіи нѣмецкой пѣсни» — не находимъ мы жреческаго сословія, сосредоточивающаго въ своихъ рукахъ религію, не находимъ и школы пѣвцовъ, мопополизирующихъ привилегію стихотворства. Религія принадлежитъ всѣмъ, поэзія составляетъ потребность и право всѣхъ. У германцевъ, какъ у англосаксовъ, пѣсня переходила изъ устъ въ уста. Въ замкѣ военачальника, на побѣдномъ торжествѣ, при блескѣ факеловъ и сверканіи оружія, поэтомъ могъ выступать всякій, кто хотѣлъ. При королевскихъ дворахъ арфа переходила изъ рукъ въ руки, подобно кубку съ мёдомъ, и даже короли не пренебрегали даромъ пѣснопѣнія. Въ «Пѣснѣ о Беовульфѣ» Гродгаръ, владыка датчанъ, хватается за арфу и прославляетъ подвиги своихъ предковъ. Въ поэмѣ «Гудрунъ» король фризовъ Геттель поручаетъ Горанду и двумъ другимъ друзьямъ своимъ похитить по ту сторону моря прекрасную Гильду, дочь дикаго Гагена. Не посредствомъ насилія завладѣваютъ они однако молодою красавицею — нѣтъ, её покоряетъ чарующее пѣніе Горанда, и, подъ обаяніемъ этихъ звуковъ, спѣшитъ она на корабль, который тотчасъ же распускаетъ паруса и мчится по синимъ волнамъ. Этотъ Горандъ — лучшій типъ пѣвца при дворахъ древнихъ рыцарей-королей, какой только сохранила намъ первобытная нѣмецкая поэзія. Онъ явственно показываетъ намъ какую волшебную силу имѣла пѣсня для этихъ дикихъ народовъ. На ряду съ королями простые воины играютъ на арфѣ и скрипкѣ (viola); припомнимъ въ «Нибелунгахъ» молодого фолькера, усыпляющаго своихъ утомлённыхъ товарищей пѣснями ихъ далёкой родины. Каж-
