значенія; но имя Руси, въ русской исторіи, нетерпимо до прихода шведскихъ конунговъ; и русскія письмена превращаются въ письмена готскія или оказываются подлогомъ обманщика. Обратимся къ Русской Правдѣ; будетъ ли намъ дозволено искать въ ней отголосокъ древнѣйшаго все-славянскаго права? Нисколько; Русская Правда скандинавскій законъ; уже въ первой статьѣ ея Русинъ-Норманнъ-завоеватель противополагается порабощенному Славянину. И вотъ, мы имѣемъ довольствоваться конечно замѣчательными въ палеографическомъ отношеніи изданіями Тобіена и Калачова; но о научномь изслѣдованіи Правды, при тѣхъ критическихъ аппаратахъ которые служатъ основою трудамъ Гриммовъ и Момсеновъ, напрасно и помышлять. Тоже самое должно сказать о церковномъ уставѣ Владимира, о современныхъ ему былинахъ и пѣсняхъ (вѣдь и Рогдай удалой тотъ же Нѣмецъ Regintac), о поученіи Мономаха, даже о позднѣйшемъ Словѣ о полку Игоревѣ; неумолимое норманское veto тяготѣетъ надъ разъясненіемъ какого бы то ни было остатка нашей родной старины.
Пополняетъ ли по крайней мѣрѣ норманская школа произведенную ею въ русской исторіи пустоту? Представляетъ ли она съ своей скандинавской точки зрѣнія, научныя, обстоятельныя изслѣдованія древнѣйшихъ (болѣе чѣмъ полу-норманскихъ, по ея
значения; но имя Руси, в русской истории, нетерпимо до прихода шведских конунгов; и русские письмена превращаются в письмена готские или оказываются подлогом обманщика. Обратимся к Русской Правде; будет ли нам дозволено искать в ней отголосок древнейшего все-славянского права? Нисколько; Русская Правда скандинавский закон; уже в первой статье ее Русин-Норманн-завоеватель противополагается порабощенному Славянину. И вот, мы имеем довольствоваться конечно замечательными в палеографическом отношении изданиями Тобиена и Калачова; но о научном исследовании Правды, при тех критических аппаратах которые служат основою трудам Гриммов и Момсенов, напрасно и помышлять. Тоже самое должно сказать о церковном уставе Владимира, о современных ему былинах и песнях (ведь и Рогдай удалой тот же Немец Regintac), о поучении Мономаха, даже о позднейшем Слове о полку Игореве; неумолимое норманское veto тяготеет над разъяснением какого бы то ни было остатка нашей родной старины.
Пополняет ли по крайней мере норманская школа произведенную ею в русской истории пустоту? Представляет ли она с своей скандинавской точки зрения, научные, обстоятельные исследования древнейших (более чем полу-норманских, по ее
