какимъ по существу является его восприниманіе, именно онъ есть не простое чистое схватываніе, но въ своемъ схватываніи сознаніе изъ истиннаго рефлектируетъ въ себя. Этотъ возвратъ сознанія въ себя самого, который вмѣшивается непосредственно въ чистое схватываніе — онъ обнаружился какъ существенный для воспрп-ниманія, — измѣняетъ истинное. Сознаніе познаетъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, эту сторону, какъ свою, и принимаетъ ее на себя, благодаря чему, такимъ образомъ, оно сохранитъ въ чистотѣ свой предметъ. Слѣдовательно, теперь, какъ это было и при чувственной достовѣрности, въ воспринимали есть сторона оттѣсненія сознанія въ себя, но не въ томъ смыслѣ, въ какомъ это наблюдалось при чувственной достовѣрности, гдѣ истина восприниманія зависѣла отъ сознанія, въ данномъ случаѣ, наоборотъ, сознаніе познаетъ, что оно отвѣтственно за неистинность, которая здѣсь происходитъ. Но благодаря этому познанію, оно способно снять ее; оно различаетъ свое схватываніе истиннаго отъ неистинности своего восприниманія, исправляетъ эту неистинность и, если сознаніе занимается самимъ этимъ исправленіемъ, то, конечно, въ него падаетъ истина, какъ истина восприниманія. Теперь надлежитъ такимъ образомъ разсмотрѣть такое дѣйствіе сознанія, когда оно болѣе не просто воспринимаетъ, но сознаетъ также свою рефлексію въ себя и отдѣляетъ эту рефлексію отъ простого схватыванія.
Я, слѣдовательно, узнаю сначала вещь, какъ единое, и намѣренъ удержать ее въ этомъ истинномъ опредѣленіи; если въ движеніи восприниманія происходитъ нѣчто, противорѣчащее этому, то оно познается, какъ моя рефлексія. Между тѣмъ въ воспріятіи появляются также различныя свойства, которыя кажутся свойствами вещи; однако, вещь есть единое, и это различіе, благодаря которому вещь перестаетъ быть единой, мы сознаемъ, какъ зависящее отъ насъ. Эта вещь, такимъ образомъ, въ дѣйствительности бѣла только въ нашихъ глазахъ, соленая на нашемъ языкѣ, обладаетъ кубической формой при наличности нашего мускульнаго чувства и т. д. Полное различіе этихъ сторонъ мы почерпаемъ не изъ вещи, но изъ насъ; онѣ падаютъ совершенно раздѣльно другъ отъ друга въ нашъ глазъ, совершенно отличный отъ языка, и т. д. Мы, слѣдовательно, есть всеобщая среда, въ которой такіе моменты обособляются и существуютъ для себя. Благодаря тому, значитъ, что мы разсматриваемъ свое назначеніе быть всеобщей средой, какъ нашу рефлексію, мы получаемъ равенство вещи съ собою и ея истину, состоящую въ томъ, чтобы быть единой.
Эти различныя стороны, которыя сознаніе принимаетъ на себя, о п р е д ѣ-л е н н ы, каждая разсматривается и для себя, какъ находящаяся во всеобщей средѣ; бѣлое только въ противоположеніи черному и т. д., и вещь есть единое именно благодаря тому, что она противополагается другимъ. Но если вещь — единое, она не исключаетъ отъ себя другихъ — ибо бытіе, въ качествѣ единаго, есть всеобщее отношеніе къ себѣ, и благодаря тому, что вещь — единое, она скорѣе равна всѣмъ, — но устанавливается при посредствѣ опредѣленности. Сами вещи, такимъ образомъ, опредѣлены въ себѣ и для себя; онѣ имѣютъ свойства, которыми различаются отъ другихъ вещей. Такъ какъ свойство есть собственное свойство вещи или опредѣленность въ ней самой, то вещь имѣетъ много свойствъ. Во-первыхъ, вещь есть истинное, она существуетъ въ себѣ самой, и то, что въ ней есть, является въ ней ея
каким по существу является его воспринимание, именно он есть не простое чистое схватывание, но в своем схватывании сознание из истинного рефлектирует в себя. Этот возврат сознания в себя самого, который вмешивается непосредственно в чистое схватывание — он обнаружился как существенный для воспрп-нимания, — изменяет истинное. Сознание познает, вместе с тем, эту сторону, как свою, и принимает ее на себя, благодаря чему, таким образом, оно сохранит в чистоте свой предмет. Следовательно, теперь, как это было и при чувственной достоверности, в воспринимали есть сторона оттеснения сознания в себя, но не в том смысле, в каком это наблюдалось при чувственной достоверности, где истина воспринимания зависела от сознания, в данном случае, наоборот, сознание познает, что оно ответственно за неистинность, которая здесь происходит. Но благодаря этому познанию, оно способно снять ее; оно различает свое схватывание истинного от неистинности своего воспринимания, исправляет эту неистинность и, если сознание занимается самим этим исправлением, то, конечно, в него падает истина, как истина воспринимания. Теперь надлежит таким образом рассмотреть такое действие сознания, когда оно более не просто воспринимает, но сознает также свою рефлексию в себя и отделяет эту рефлексию от простого схватывания.
Я, следовательно, узнаю сначала вещь, как единое, и намерен удержать ее в этом истинном определении; если в движении воспринимания происходит нечто, противоречащее этому, то оно познается, как моя рефлексия. Между тем в восприятии появляются также различные свойства, которые кажутся свойствами вещи; однако, вещь есть единое, и это различие, благодаря которому вещь перестает быть единой, мы сознаем, как зависящее от нас. Эта вещь, таким образом, в действительности бела только в наших глазах, соленая на нашем языке, обладает кубической формой при наличности нашего мускульного чувства и т. д. Полное различие этих сторон мы почерпаем не из вещи, но из нас; они падают совершенно раздельно друг от друга в наш глаз, совершенно отличный от языка, и т. д. Мы, следовательно, есть всеобщая среда, в которой такие моменты обособляются и существуют для себя. Благодаря тому, значит, что мы рассматриваем свое назначение быть всеобщей средой, как нашу рефлексию, мы получаем равенство вещи с собою и её истину, состоящую в том, чтобы быть единой.
Эти различные стороны, которые сознание принимает на себя, о п р е д е-л е н н ы, каждая рассматривается и для себя, как находящаяся во всеобщей среде; белое только в противоположении черному и т. д., и вещь есть единое именно благодаря тому, что она противополагается другим. Но если вещь — единое, она не исключает от себя других — ибо бытие, в качестве единого, есть всеобщее отношение к себе, и благодаря тому, что вещь — единое, она скорее равна всем, — но устанавливается при посредстве определенности. Сами вещи, таким образом, определены в себе и для себя; они имеют свойства, которыми различаются от других вещей. Так как свойство есть собственное свойство вещи или определенность в ней самой, то вещь имеет много свойств. Во-первых, вещь есть истинное, она существует в себе самой, и то, что в ней есть, является в ней её
