ВВЕДЕНІЕ
Вполнѣ естественно представленіе, что прежде, чѣмъ приняться въ философіи за самое дѣло, именно, за дѣйствительное познаніе того, что существуетъ по истинѣ, необходимо прійти къ соглашенію относительно познанія, разсматриваемаго какъ орудіе, посредствомъ котораго овладѣваютъ абсолютнымъ, или, какъ средство, при помощи котораго видятъ его. Забота кажется справедливой: съ одной стороны, существуютъ различные виды познанія, и между ними одно можетъ быть болѣе пригоднымъ, чѣмъ другое, къ достиженію этой конечной цѣли, слѣдовательно, благодаря ошибочному выбору между ними, а также, съ другой стороны, безъ болѣе точнаго опредѣленія природы познанія и его границъ, въ виду того, что познаніе есть способность опредѣленнаго вида и объема, могутъ быть обрѣтены тучи заблужденій вмѣсто неба истины. Эта забота должна даже превратиться въ убѣжденіе, что полное предпріятіе добыть путемъ познанія для сознанія сущее въ себѣ противорѣчиво въ своемъ понятіи и что между познаніемъ и абсолютомъ падаетъ граница, прямо раздѣляющая ихъ. Если познаніе есть орудіе для овладѣванія абсолютной сущностью, то тотчасъ бросается въ глаза, что примѣненіе орудія къ дѣлу не оставляетъ его болѣе въ такомъ видѣ, въ какомъ оно существуетъ для себя, но вноситъ въ него формовку и измѣненіе. Если же познаніе не есть орудіе нашей дѣятельности, а нѣкоторымъ образомъ пассивная среда, чрезъ которую достигаетъ до насъ свѣтъ истины, то и въ этомъ случаѣ мы не получаемъ также дѣла въ такомъ видѣ, какъ оно существуетъ въ себѣ, а лишь въ такомъ, въ какомъ оно существуетъ посредствомъ этой среды и въ этой средѣ. Въ обоихъ случаяхъ мы пользуемся средствомъ, которое непосредственно приводитъ къ результату, противоположному цѣли, другими словами, противорѣчіе кроется въ томъ, что мы вообще пользуемся средствомъ. Кажется, правда, этотъ недостатокъ можно устранить путемъ познанія способа дѣйствія орудія, такъ какъ оно дѣлаетъ возможнымъ въ результатѣ отбросить часть, принадлежащую орудію въ представленіи объ абсолютѣ, получаемомъ нами посредствомъ орудія, и такимъ образомъ получить истинное въ чистомъ видѣ. Однако, въ дѣйствительности такое улучшеніе привело бы насъ къ той же точкѣ, на какой мы стояли раньше. Если мы отбросимъ опять отъ сформированной вещи то, что сдѣлало въ ней орудіе, то будемъ имѣть вещь — въ данномъ случаѣ абсолютное — опять въ такомъ же видѣ, въ какомъ имѣли передъ этой, слѣдовательно, излишней работой. Допустимъ, что абсолютное посредствомъ орудія намъ только вообще ближе доставляется безъ какого-либо въ немъ измѣненія, какъ птица при посредствѣ западни. Это значило бы, что абсолютное, если оно не было бы и не желало бы быть уже для насъ такимъ, какимъ оно есть въ себѣ и для себя, издѣвается надъ этой хитростью, въ данномъ случаѣ познаніемъ, такъ какъ оно, при своемъ многократномъ усиліи произвести нѣчто совершенно новое, дѣлаетъ видъ,
ВВЕДЕНИЕ
Вполне естественно представление, что прежде, чем приняться в философии за самое дело, именно, за действительное познание того, что существует по истине, необходимо прийти к соглашению относительно познания, рассматриваемого как орудие, посредством которого овладевают абсолютным, или, как средство, при помощи которого видят его. Забота кажется справедливой: с одной стороны, существуют различные виды познания, и между ними одно может быть более пригодным, чем другое, к достижению этой конечной цели, следовательно, благодаря ошибочному выбору между ними, а также, с другой стороны, без более точного определения природы познания и его границ, в виду того, что познание есть способность определенного вида и объема, могут быть обретены тучи заблуждений вместо неба истины. Эта забота должна даже превратиться в убеждение, что полное предприятие добыть путем познания для сознания сущее в себе противоречиво в своем понятии и что между познанием и абсолютом падает граница, прямо разделяющая их. Если познание есть орудие для овладевания абсолютной сущностью, то тотчас бросается в глаза, что применение орудия к делу не оставляет его более в таком виде, в каком оно существует для себя, но вносит в него формовку и изменение. Если же познание не есть орудие нашей деятельности, а некоторым образом пассивная среда, чрез которую достигает до нас свет истины, то и в этом случае мы не получаем также дела в таком виде, как оно существует в себе, а лишь в таком, в каком оно существует посредством этой среды и в этой среде. В обоих случаях мы пользуемся средством, которое непосредственно приводит к результату, противоположному цели, другими словами, противоречие кроется в том, что мы вообще пользуемся средством. Кажется, правда, этот недостаток можно устранить путем познания способа действия орудия, так как оно делает возможным в результате отбросить часть, принадлежащую орудию в представлении об абсолюте, получаемом нами посредством орудия, и таким образом получить истинное в чистом виде. Однако, в действительности такое улучшение привело бы нас к той же точке, на какой мы стояли раньше. Если мы отбросим опять от сформированной вещи то, что сделало в ней орудие, то будем иметь вещь — в данном случае абсолютное — опять в таком же виде, в каком имели перед этой, следовательно, излишней работой. Допустим, что абсолютное посредством орудия нам только вообще ближе доставляется без какого-либо в нём изменения, как птица при посредстве западни. Это значило бы, что абсолютное, если оно не было бы и не желало бы быть уже для нас таким, каким оно есть в себе и для себя, издевается над этой хитростью, в данном случае познанием, так как оно, при своем многократном усилии произвести нечто совершенно новое, делает вид,
