лософскимъ сочиненіямъ часто становится на видъ, именно, что многое въ нихъ должно быть прочитано нѣсколько разъ, прежде чѣмъ оно можетъ быть понято; этотъ упрекъ содержитъ въ себѣ нѣчто обидное и послѣднее, какъ будто если бы онѣ былъ обоснованъ, то не допускалъ бы больше никакого возраженія. — Изъ предыдущаго ясно, какое обстоятельство вызываетъ это. Философское сужденіе, потому что оно сужденіе, возбуждаетъ представленіе объ обычномъ отношеніи субъекта и предиката и объ обычномъ отношеніи знанія. Это отношеніе и мнѣніе разрушаются философскимъ содержаніемъ умозрительнаго положенія; для мнѣнія открывается, что положеніе слѣдуетъ мыслить иначе, чѣмъ предполагало оно, и это исправленіе своего миѣяія принуждаетъ знаніе возвратиться къ положенію и понять его теперь иначе.
Трудность, которая должна быть устранена, состоитъ въ смѣшеніи умозрительнаго и резонирующаго способовъ мышленія: въ умозрительномъ положеніи сказанное о субъектѣ имѣетъ значеніе его понятія, въ обычномъ сужденіи только значеніе его предиката или акциденціи. — Одинъ способъ нарушаетъ другой, и лишь то философское изложеніе достигло бы пластичности, которое строго исключило бы изъ своей области видъ обычнаго отношенія частей положенія.
Въ дѣйствительности и неумозрительное мышленіе имѣетъ также свое законное право, но въ умозрительномъ положеніи оно не принимается въ соображеніе. Снятіе формы положенія должно произойти не только непосредственнымъ способомъ, не посредствомъ простого содержанія положенія, но это противоположное движеніе должно быть высказано; оно должно быть не только внутреннимъ препятствіемъ, но требуется, чтобы возвращеніе понятія въ себя было представлено. Это движеніе, выполняющее то, что прежде должно было дѣлать доказательство, есть діалектическое движеніе самого положенія. Діалектическое движеніе представляетъ собою дѣйствительное умозрительное, и только высказываніе его есть умозрительное изложеніе. Въ качествѣ положенія, умозрительное представляетъ собою только внутреннее препятствіе и налично не существующій возвратъ сущности въ себя. Поэтому мы часто видимъ, какъ философскія сочиненія ссылаются на внутреннее созерцаніе, и вслѣдствіе этого изложеніе діалектическаго движенія положенія, котораго мы желали, отсутствуетъ. — Положеніе должно выражать, что такое истинное, но по существу истинное есть субъектъ; въ качествѣ же этого послѣдняго истинное ееть только діалектическое движеніе, этотъ себя производящій, отводящій и въ себя возвращающійся процессъ. — При прочемъ познаніи доказательство образуетъ эту сторону выявленнаго внутренняго существа предмета. Но послѣ того, какъ діалектика была отдѣлена отъ доказательства, въ дѣйствительности понятіе философскаго доказательства утратилось.
При этомъ можно вспомнить, что діалектическое движеніе имѣетъ равнымъ образомъ положенія для своихъ частей и элементовъ, поэтому кажется, будто указанная трудность всегда возвращается и представляетъ затрудненіе самому дѣлу. — Это напоминаетъ то, что происходитъ при обычномъ доказательствѣ, гдѣ основы, которыми оно пользуется, въ свою очередь нуждаются въ обоснованіи, и такъ далѣе въ безконечность. Но эта форма обоснованія и установленія условій принадлежитъ такому доказательству, отъ котораго діалектическое движеніе отличается, т.-е.
лософским сочинениям часто становится на вид, именно, что многое в них должно быть прочитано несколько раз, прежде чем оно может быть понято; этот упрек содержит в себе нечто обидное и последнее, как будто если бы они был обоснован, то не допускал бы больше никакого возражения. — Из предыдущего ясно, какое обстоятельство вызывает это. Философское суждение, потому что оно суждение, возбуждает представление об обычном отношении субъекта и предиката и об обычном отношении знания. Это отношение и мнение разрушаются философским содержанием умозрительного положения; для мнения открывается, что положение следует мыслить иначе, чем предполагало оно, и это исправление своего миеяия принуждает знание возвратиться к положению и понять его теперь иначе.
Трудность, которая должна быть устранена, состоит в смешении умозрительного и резонирующего способов мышления: в умозрительном положении сказанное о субъекте имеет значение его понятия, в обычном суждении только значение его предиката или акциденции. — Один способ нарушает другой, и лишь то философское изложение достигло бы пластичности, которое строго исключило бы из своей области вид обычного отношения частей положения.
В действительности и неумозрительное мышление имеет также свое законное право, но в умозрительном положении оно не принимается в соображение. Снятие формы положения должно произойти не только непосредственным способом, не посредством простого содержания положения, но это противоположное движение должно быть высказано; оно должно быть не только внутренним препятствием, но требуется, чтобы возвращение понятия в себя было представлено. Это движение, выполняющее то, что прежде должно было делать доказательство, есть диалектическое движение самого положения. Диалектическое движение представляет собою действительное умозрительное, и только высказывание его есть умозрительное изложение. В качестве положения, умозрительное представляет собою только внутреннее препятствие и налично не существующий возврат сущности в себя. Поэтому мы часто видим, как философские сочинения ссылаются на внутреннее созерцание, и вследствие этого изложение диалектического движения положения, которого мы желали, отсутствует. — Положение должно выражать, что такое истинное, но по существу истинное есть субъект; в качестве же этого последнего истинное ееть только диалектическое движение, этот себя производящий, отводящий и в себя возвращающийся процесс. — При прочем познании доказательство образует эту сторону выявленного внутреннего существа предмета. Но после того, как диалектика была отделена от доказательства, в действительности понятие философского доказательства утратилось.
При этом можно вспомнить, что диалектическое движение имеет равным образом положения для своих частей и элементов, поэтому кажется, будто указанная трудность всегда возвращается и представляет затруднение самому делу. — Это напоминает то, что происходит при обычном доказательстве, где основы, которыми оно пользуется, в свою очередь нуждаются в обосновании, и так далее в бесконечность. Но эта форма обоснования и установления условий принадлежит такому доказательству, от которого диалектическое движение отличается, т. е.