на то и на другое и упустила живую сущность дѣла подобно тому, какъ въ скелетѣ мясо и кровь отдѣлены отъ костей, какъ и въ лавкѣ въ банкахъ скрыты нс живые предметы. — Выше уже замѣчено, что этотъ пріемъ завершается одноцвѣтной абсолютной живописью, такъ какъ онъ, стыдясь различій схемы, погружаетъ ихъ, какъ принадлежащія рефлексіи, въ пустоту абсолюта, чтобы возстановить чистое тожеетво, безформенное бѣлое. Такая одноцвѣтность схемы и ея безжизненныхъ опредѣленій и это абсолютное тожество и переходъ отъ одного къ другому характеризуютъ собою мертвый разсудокъ и внѣшнее познаніе.
Но прекрасное не только не можетъ ускользнуть отъ судьбы, сдѣлаться настолько обездушеннымъ и исковерканнымъ, что его оболочкой облекается безжизненное знаніе и его суетность, но скорѣе въ самой этой судьбѣ слѣдуетъ познать еще власть, которую оно имѣетъ надъ душей, если ае на духомъ, а также необходимость поднятія до всеобщности и опредѣленности его формы, въ которой и состоитъ его завершеніе и которая и дѣлаетъ только возможнымъ примѣненіе этой всеобщности къ поверхностному содержанію.
Наука должна организоваться только посредствомъ собственной жизни понятія;
въ ней опредѣленность, которая наклеивается наличному бытію внѣшне изъ схемы,
представляетъ собою самодвижущуюся душу раскрытаго содержанія. Движеніе сущаго состоитъ въ томъ, чтобы, съ одной стороны, сдѣлаться другимъ и, такимъ образомъ,
стать своимъ имманентнымъ содержаніемъ; съ другой стороны, сущее принимаетъ въ себя обратно это развитіе или это свое наличное бытіе, т.-е. дѣлаетъ себя самого моментомъ, и упрощается въ опредѣленность. Въ такомъ движеніи отрицательность представляетъ собою различеніе и утвержденіе наличнаго бытія; въ возвращеніи въ себя она есть становленіе опредѣленной простоты. Такимъ образомъ, содержаніе показываетъ, что его опредѣленность не подучена отъ другого и не нацѣплена извнѣ, но оно само даетъ ее себѣ и становится сначала моментомъ, а потомъ цѣ
лымъ. Разсудокъ, распредѣляющій все въ таблицы, хранитъ для себя необходимость и понятіе содержанія, образующія конкретное, дѣйствительность и живое движеніе дѣла, которое онъ приводитъ въ порядокъ, или, вѣрнѣе, онъ не хранитъ этого для себя, но не знаетъ ни необходимости, ни понятія, ибо, если бы онъ имѣлъ такое пониманіе, то опъ обнаружилъ бы его. Разсудокъ даже не знаетъ потребности въ этомъ; въ противномъ случаѣ, онъ покинулъ бы свое схематизированье или, по крайней мѣрѣ, не выдавалъ бы его за нѣчто бдлыпее, чѣмъ показываніе содержанія; онъ только показываетъ содержаніе, но самого содержанія не доставляетъ. Если опредѣленность даже такая, какъ, напримѣръ, магнетизмъ, въ себѣ конкретна и дѣйствительна, то и она, однако, сводится разсудкомъ къ чему-то мертвому, такъ какъ она только опредѣляется другимъ наличнымъ бытіемъ, а не познается какъ имманентная жизнь этого наличнаго бытія, не познается какъ собственное и дѣйствительное саморазвитіе и изображеніе. Присоединить это главное обстоятельство формальный разсудокъ предоставляетъ другимъ. — Вмѣсто того, чтобы войти въ имманентное содержаніе дѣла, онъ всегда упускаетъ изъ виду цѣлое и стоитъ надъ отдѣльнымъ наличнымъ бытіемъ, о которомъ говоритъ, т.-е. онъ его ничуть и не видитъ. Основное же требованіе научнаго познанія состоитъ скорѣе въ томъ, чтобы отдаться
жизни предмета, или, что тожеетвенно, чтобы имѣть передъ собою и высказывать
на то и на другое и упустила живую сущность дела подобно тому, как в скелете мясо и кровь отделены от костей, как и в лавке в банках скрыты нс живые предметы. — Выше уже замечено, что этот прием завершается одноцветной абсолютной живописью, так как он, стыдясь различий схемы, погружает их, как принадлежащие рефлексии, в пустоту абсолюта, чтобы восстановить чистое тожеетво, бесформенное белое. Такая одноцветность схемы и её безжизненных определений и это абсолютное тожество и переход от одного к другому характеризуют собою мертвый рассудок и внешнее познание.
Но прекрасное не только не может ускользнуть от судьбы, сделаться настолько обездушенным и исковерканным, что его оболочкой облекается безжизненное знание и его суетность, но скорее в самой этой судьбе следует познать еще власть, которую оно имеет над душей, если ае на духом, а также необходимость поднятия до всеобщности и определенности его формы, в которой и состоит его завершение и которая и делает только возможным применение этой всеобщности к поверхностному содержанию.
Наука должна организоваться только посредством собственной жизни понятия;
в ней определенность, которая наклеивается наличному бытию внешне из схемы,
представляет собою самодвижущуюся душу раскрытого содержания. Движение сущего состоит в том, чтобы, с одной стороны, сделаться другим и, таким образом,
стать своим имманентным содержанием; с другой стороны, сущее принимает в себя обратно это развитие или это свое наличное бытие, т. е. делает себя самого моментом, и упрощается в определенность. В таком движении отрицательность представляет собою различение и утверждение наличного бытия; в возвращении в себя она есть становление определенной простоты. Таким образом, содержание показывает, что его определенность не подучена от другого и не нацеплена извне, но оно само дает ее себе и становится сначала моментом, а потом це
лым. Рассудок, распределяющий всё в таблицы, хранит для себя необходимость и понятие содержания, образующие конкретное, действительность и живое движение дела, которое он приводит в порядок, или, вернее, он не хранит этого для себя, но не знает ни необходимости, ни понятия, ибо, если бы он имел такое понимание, то оп обнаружил бы его. Рассудок даже не знает потребности в этом; в противном случае, он покинул бы свое схематизированье или, по крайней мере, не выдавал бы его за нечто бдлыпее, чем показывание содержания; он только показывает содержание, но самого содержания не доставляет. Если определенность даже такая, как, например, магнетизм, в себе конкретна и действительна, то и она, однако, сводится рассудком к чему-то мертвому, так как она только определяется другим наличным бытием, а не познается как имманентная жизнь этого наличного бытия, не познается как собственное и действительное саморазвитие и изображение. Присоединить это главное обстоятельство формальный рассудок предоставляет другим. — Вместо того, чтобы войти в имманентное содержание дела, он всегда упускает из виду целое и стоит над отдельным наличным бытием, о котором говорит, т. е. он его ничуть и не видит. Основное же требование научного познания состоит скорее в том, чтобы отдаться
жизни предмета, или, что тожеетвенно, чтобы иметь перед собою и высказывать
