блеяномъ сосудѣ; неравенство, какъ отрицательное, какъ самость, непосредственно само находится въ истинномъ, какъ таковомъ. Однако, нельзя поэтому сказать, что ложное образуетъ моментъ или составную часть истиннаго. Въ выраженіи, что каждое "ложное" заключаетъ въ себѣ нѣчто истинное, оба термина имѣютъ такое же значеніе, какъ масло и вода, которыя соединяются только внѣшнимъ образомъ, не смѣшиваясь другъ съ другомъ. Именно ради того, чтобы характеризовать моментъ полнаго инобытія, эти выраженія не должны быть болѣе употребляемы тамъ, гдѣ ихъ инобытіе снято. Подобно тому, какъ выраженіе единства субъекта и объекта, конечнаго и безконечнаго, бытія и мышленія и т. д. неудобно тѣмъ, что объектъ и субъектъ и т. д. обозначаютъ ихъ бытіе внѣ единства, такимъ образомъ въ единствѣ мыслятся не такими, какими хочетъ представить ихъ выраженіе, точно также и ложное является моментомъ истинья болѣе уже не какъ ложное.
Догматизмъ мышленія въ знаніи и въ изученіи философіи заключается
не въ чемъ иномъ, какъ въ мнѣніи, будто истинное состоитъ въ сужденіи, которое
представляетъ собою устойчивый результатъ иди которое непосредственно извѣстно.
На такіе вопросы: когда родился Цезарь; сколько туазовъ содержитъ стадій и т. д., дается точный отвѣтъ, равнымъ образомъ вполнѣ истинно, что квадратъ гипотенузы равенъ суммѣ квадратовъ двухъ другихъ сторонъ прямоугольнаго треугольника. По природа этой такъ называемой истины различается отъ природы философскихъ истинъ.
2. Относительно историческихъ истинъ (мы о нихъ упомянемъ коротко), поскольку разсматривается ихъ чисто-историческая сторона, легко согласиться, что онѣ касаются единичнаго наличнаго бытія, содержанія со стороны случайной и произвольной, т.-е. тѣхъ его опредѣленій, которыя не обладаютъ характеромъ необходимости. Но даже такія обнаженныя истины, какъ указанныя въ вышеприведенныхъ примѣрахъ, получаются не безъ движенія самосознанія. Чтобы знать ихъ, необходимо много сравнивать, справляться въ книгахъ или изслѣдовать какимъ-либо другимъ образомъ. Также и въ непосредственномъ созерцаніи значеніе имѣетъ познаніе его въ своихъ основахъ, хотя собственно только простой результатъ долженъ бы цѣниться.
Переходя къ математическимъ истинамъ, можно утверждать, что еще не можетъ считаться геометромъ тотъ, кто знаетъ теоремы Эвклида наизусть безъ доказательствъ, знаетъ ихъ внѣшне, а не по существу, не внутренне, какъ можно было бы выразиться ради противоположности. Равнымъ образомъ познаніе, которое посредствомъ измѣренія многихъ прямоугольныхъ треугольниковъ выяснило бы, что ихъ стороны стоятъ въ извѣстномъ отношеніи другъ къ другу, должно быть признано неудовлетворительнымъ. Однако, существенность доказательства также и при математическомъ познаніи не имѣетъ еще значенія и природы момента самого результата, въ немъ доказательство присутствуетъ мимоходомъ и пропадаетъ. Правда, въ качествѣ результата теорема есть нѣчто, постигнутое какъ истинное. Но
это привходящее обстоятельство не касается ея содержанія, а только отношенія къ субъекту; движеніе математическаго доказательства не принадлежитъ предмету, а является дѣйствіемъ, внѣшнимъ ему. Напримѣръ, но своей природѣ, прямоугольный треугольникъ не разлагается самъ такъ, какъ это представляется въ конструкціи,
блеяном сосуде; неравенство, как отрицательное, как самость, непосредственно само находится в истинном, как таковом. Однако, нельзя поэтому сказать, что ложное образует момент или составную часть истинного. В выражении, что каждое "ложное" заключает в себе нечто истинное, оба термина имеют такое же значение, как масло и вода, которые соединяются только внешним образом, не смешиваясь друг с другом. Именно ради того, чтобы характеризовать момент полного инобытия, эти выражения не должны быть более употребляемы там, где их инобытие снято. Подобно тому, как выражение единства субъекта и объекта, конечного и бесконечного, бытия и мышления и т. д. неудобно тем, что объект и субъект и т. д. обозначают их бытие вне единства, таким образом в единстве мыслятся не такими, какими хочет представить их выражение, точно также и ложное является моментом истинья более уже не как ложное.
Догматизм мышления в знании и в изучении философии заключается
не в чём ином, как в мнении, будто истинное состоит в суждении, которое
представляет собою устойчивый результат иди которое непосредственно известно.
На такие вопросы: когда родился Цезарь; сколько туазов содержит стадий и т. д., дается точный ответ, равным образом вполне истинно, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов двух других сторон прямоугольного треугольника. По природа этой так называемой истины различается от природы философских истин.
2. Относительно исторических истин (мы о них упомянем коротко), поскольку рассматривается их чисто-историческая сторона, легко согласиться, что они касаются единичного наличного бытия, содержания со стороны случайной и произвольной, т. е. тех его определений, которые не обладают характером необходимости. Но даже такие обнаженные истины, как указанные в вышеприведенных примерах, получаются не без движения самосознания. Чтобы знать их, необходимо много сравнивать, справляться в книгах или исследовать каким-либо другим образом. Также и в непосредственном созерцании значение имеет познание его в своих основах, хотя собственно только простой результат должен бы цениться.
Переходя к математическим истинам, можно утверждать, что еще не может считаться геометром тот, кто знает теоремы Эвклида наизусть без доказательств, знает их внешне, а не по существу, не внутренне, как можно было бы выразиться ради противоположности. Равным образом познание, которое посредством измерения многих прямоугольных треугольников выяснило бы, что их стороны стоят в известном отношении друг к другу, должно быть признано неудовлетворительным. Однако, существенность доказательства также и при математическом познании не имеет еще значения и природы момента самого результата, в нём доказательство присутствует мимоходом и пропадает. Правда, в качестве результата теорема есть нечто, постигнутое как истинное. Но
это привходящее обстоятельство не касается её содержания, а только отношения к субъекту; движение математического доказательства не принадлежит предмету, а является действием, внешним ему. Например, но своей природе, прямоугольный треугольник не разлагается сам так, как это представляется в конструкции,
