ковое, оторванное отъ окружности, то, что связано съ другимъ и только въ своей связи съ нимъ дѣйствительно, пріобрѣтаетъ собственное наличное бытіе и обособленную свободу, состоитъ поразительная сила отрицательнаго; это — энергія мышленія, чистаго я. Смерть, если назвать такъ такую недѣйствительность, дред-ставляетъ собою самое ужасное, и, чтобы удержать мертвое, требуется огромная сила. Безсильная красота ненавидитъ разсудокъ, такъ какъ онъ требуетъ отъ нея того, что она не въ силахъ сдѣлать. Но жизнью духа является не та жизнь, которая дрожитъ передъ смертью и оберегается отъ распада, а та, которая вынесетъ ее и сохранитъ себя въней. Духъ пріобрѣтаетъ свою истину только тогда, когда найдетъ себя самого въ абсолютной разорванности. Онъ является этой силой не какъ нѣчто положительное, что отворачивается отъ отрицательнаго подобно тому, какъ мы, утверждая о чемъ-либо, что оно — ничто или ложно, готовы перейти отсюда къ чему-либо другому; онъ есть эта сила только при условіи, если онъ смотритъ въ глаза отрицательному, пребываетъ при немъ. Это пребываніе и является волшебной силой, которая превращаетъ отрицательное въ бытіе. Она — то самое, что выше названо субъектомъ, который, давая опредѣленности въ своемъ элементѣ наличное бытіе, снимаетъ абстрактную, т.-е. только вообще сущую, непосредственность и благодаря этому является истинной субстанціей, бытіемъ или непосредственностью, которая не имѣетъ посредства внѣ себя, но сама есть это посредство.
Превращеніе представленіи въ собственность чистаго самосознанія, это возвышеніе до всеобщности вообще составляетъ только одну сторону образованія, еще незавершенное образованіе. — Характеръ изученія стараго времени отличается отъ характера изученія болѣе новаго времени тѣмъ, что первое было собственнымъ полнымъ развитіемъ естественнаго сознанія. Изслѣдуя себя особо въ каждой части своего наличнаго бытія и философствуя о всемъ Происходящемъ, оно доразвилось до вполнѣ раскрытой всеобщности. Въ новое время, наоборотъ, индивидъ находитъ готовой абстрактную форму; усиліе постигнуть ее и присвоить себѣ сводится скорѣе къ непосредственному вытѣсненію внутренняго и къ порожденію особаго всеобщаго, чѣмъ къ выступленію всеобщаго изъ конкретнаго и изъ многообразія наличнаго бытія. Теперь работа поэтому состоитъ не столько въ томъ, чтобы освободить индивида отъ непосредственности чувственнаго способа мышленія и сдѣлать ето мыслимой и мыслящей субстанціей, сколько въ прямопротивоноложномъ, въ томъ, чтобы посредствомъ снятія положительныхъ опредѣленныхъ мыслей осуществить и одухотворить всеобщее. Однако, гораздо труднѣе справиться съ устойчивыми мыслями, чѣмъ съ чувственнымъ наличнымъ бытіемъ. Основаніе этого уже указано; такія опредѣленія имѣютъ субстанціей и элементомъ своего наличнаго бытія я, силу отрицательнаго или чистую дѣйствительность; чувственныя же опредѣленія, наоборотъ, представляютъ собою безсильную абстрактную непосредственность иди бытіе, какъ таковое. Мысли становятся текучими, такъ какъ чистое мышленіе, эта внутренняя непосредственность, познаетт себя, какъ моментъ, другими словами, такъ какъ мышленіе отвлекается отъ достовѣрности себя с а м о г о — не откидываетъ себя, не оставляетъ въ сторонѣ, но отказывается отъ утвержденія самого себя, какъ такой достовѣрности, отказывается фит ксировать какъ чистую конкретность, которая есть само я въ противоположности
ковое, оторванное от окружности, то, что связано с другим и только в своей связи с ним действительно, приобретает собственное наличное бытие и обособленную свободу, состоит поразительная сила отрицательного; это — энергия мышления, чистого я. Смерть, если назвать так такую недействительность, дред-ставляет собою самое ужасное, и, чтобы удержать мертвое, требуется огромная сила. Бессильная красота ненавидит рассудок, так как он требует от неё того, что она не в силах сделать. Но жизнью духа является не та жизнь, которая дрожит перед смертью и оберегается от распада, а та, которая вынесет ее и сохранит себя въней. Дух приобретает свою истину только тогда, когда найдет себя самого в абсолютной разорванности. Он является этой силой не как нечто положительное, что отворачивается от отрицательного подобно тому, как мы, утверждая о чём-либо, что оно — ничто или ложно, готовы перейти отсюда к чему-либо другому; он есть эта сила только при условии, если он смотрит в глаза отрицательному, пребывает при нём. Это пребывание и является волшебной силой, которая превращает отрицательное в бытие. Она — то самое, что выше названо субъектом, который, давая определенности в своем элементе наличное бытие, снимает абстрактную, т. е. только вообще сущую, непосредственность и благодаря этому является истинной субстанцией, бытием или непосредственностью, которая не имеет посредства вне себя, но сама есть это посредство.
Превращение представлении в собственность чистого самосознания, это возвышение до всеобщности вообще составляет только одну сторону образования, еще незавершенное образование. — Характер изучения старого времени отличается от характера изучения более нового времени тем, что первое было собственным полным развитием естественного сознания. Исследуя себя особо в каждой части своего наличного бытия и философствуя о всём Происходящем, оно доразвилось до вполне раскрытой всеобщности. В новое время, наоборот, индивид находит готовой абстрактную форму; усилие постигнуть ее и присвоить себе сводится скорее к непосредственному вытеснению внутреннего и к порождению особого всеобщего, чем к выступлению всеобщего из конкретного и из многообразия наличного бытия. Теперь работа поэтому состоит не столько в том, чтобы освободить индивида от непосредственности чувственного способа мышления и сделать ето мыслимой и мыслящей субстанцией, сколько в прямопротивоноложном, в том, чтобы посредством снятия положительных определенных мыслей осуществить и одухотворить всеобщее. Однако, гораздо труднее справиться с устойчивыми мыслями, чем с чувственным наличным бытием. Основание этого уже указано; такие определения имеют субстанцией и элементом своего наличного бытия я, силу отрицательного или чистую действительность; чувственные же определения, наоборот, представляют собою бессильную абстрактную непосредственность иди бытие, как таковое. Мысли становятся текучими, так как чистое мышление, эта внутренняя непосредственность, познаетт себя, как момент, другими словами, так как мышление отвлекается от достоверности себя с а м о г о — не откидывает себя, не оставляет в стороне, но отказывается от утверждения самого себя, как такой достоверности, отказывается фит ксировать как чистую конкретность, которая есть само я в противоположности
