стотѣ или его всеобщее основаніе, то для созианія еще живо въ памяти богатство его прежняго наличнаго бытія. Оно не находитъ во вновь возникшей формѣ развитого и расчлененнаго содержанія; но еще въ большей степени оно чувствуетъ отсутствіе развитія формы, благодаря которому съ достовѣрностью опредѣляются различія и устанавливаются въ постоянныя отношенія. Безъ этого развитія наука недоступна "всеобщему пониманію, и получается иллюзія, будто она представляетъ собою эзотерическую собственность нѣсколькихъ отдѣльныхъ личностей — эзотерическую потому,
- что она находится еще въ понятіи или въ своемъ внутреннемъ элементѣ; нѣкоторыхъ единичныхъ личностей потому, что ея явленіе, еще не раскрытое, не развернутое, позволяетъ понять ея наличное бытіе только отдѣльнымъ личностямъ. Только то, что вполнѣ опредѣлено, вмѣстѣ съ тѣмъ экзотерично, понятно и годно для из-jученія и для того, чтобы стать собственностью всѣхъ. Понятная форма науки
есть всѣмъ предоставленный и для всѣхъ равно проторенный путь къ ней, и требо-: ваніе достигнуть при помощи разсудка разумнаго знанія вполнѣ справедливо со сто-> роны сознанія, приступающаго къ наукѣ, гакъ какъ разсудокъ есть мышленіе, чп-< вт°е <я> вообще, и понятое разсудкомъ представляетъ собою уже извѣстный и сдѣ-? давшійся общимъ достояніемъ элементъ науки и ненаучнаго сознанія, благодаря которому послѣднее непосредственно можетъ вступить въ область науки.
Наука, только что возникшая, такимъ образомъ, не развившая во всей полнотѣ своихъ деталей и не доведшая до совершенства своей формы, подвергается порицанію въ этомъ отношеніи. Но если этотъ упрекъ долженъ касаться ея сущности, то онъ былъ бы настолько же несправедливъ, насколько неумѣстно игнорировать требованіе такого развитія первоначальной формы. Эта противоположность, кажется, и является главнымъ узломъ, надъ которымъ бьется научная мысль въ настоящій моментъ и благодаря которому она не получила еще должной оцѣнки. Одна часть изслѣдователей гордится богатствомъ матеріала и доступностью его для пониманія, другая пренебрегаетъ, по крайней мѣрѣ, понятностью и гордится непосредственной разумностью и божественностью. И если первые, подъ вліяніемъ силы истины, или подъ бурнымъ воздѣйствіемъ противниковъ, доведены до молчанія и по отношенію къ существу дѣла чувствуютъ себя побѣжденными, то это не значитъ, что они оградили себя отъ упомянутыхъ требованій; ибо эти требованія справедливы, но не выполнимы. Ихъ молчаніе только отчасти результатъ побѣды противниковъ, отчасти же результатъ скуки и равнодушія, которыя обычно являются слѣдствіемъ постоянно возбуждаемаго ожиданія и тщетныхъ попытокъ выполнить обѣщанія.
Другіе і) иногда легко удовлетворяются обиліемъ содержанія. Они кладутъ въ основаніе изслѣдованія массу матеріала, именно уже установленнаго и извѣстнаго, и такъ какъ они имѣютъ дѣло преимущественно съ особенностями и курьезами, то имъ и кажется, что тѣмъ болѣе они овладѣли и всѣмъ прочимъ, въ ихъ смыслѣ уже познаннымъ, что вмѣстѣ съ этимъ они господствуютъ также надъ матеріаломъ, еще не опредѣленнымъ, и все подчиняютъ абсолютной идеѣ, которая, вслѣдствіе этого, кажется познаваемой во всемъ и выросшей до степени развитой науки. Но если ближе разсмотрѣть это развитіе, то обнаружится, что оно осуществляется
- ) Щеллингъ и его послѣдователи.
