себя, а нѣчто простое, отрекается отъ себя, предается смерти и этимъ путемъ примиряетъ абсолютную сущность съ самимъ собою. Въ этомъ движеніи онъ является какъ духъ. Абстрактная сущность отчуждена отъ себя, она имѣетъ природное наличное бытіе и дѣйствительность, надѣленную самостью. Это ея инобытіе или ея чувственная наличность отнимается обратно вторымъ становленіемъ въ иномъ видѣ и утверждается какъ снятая, какъ всеобщая. Благодаря этому сущность дѣлается въ пей сама собою; непосредственное наличное бытіе дѣйствительности перестало быть ей чуждымъ и внѣшнимъ, будучи снятымъ и всеобщимъ. Эта смерть поэтому есть воскресеніе сущности, какъ духа. Снятая непосредственная наличность самосознательной сущности есть всеобщее самосознаніе; это понятіе снятой единичной самости, которая есть абсолютная сущность, выражаетъ поэтому непосредственно устройство общины, которая, находясь до сихъ поръ въ представленіи, возвращается теперь въ себя, какъ въ самость. При этомъ духъ переходитъ изъ второго элемента своего опредѣленія, т.-е. изъ представленія, въ третій, въ самосознаніе, какъ таковое.
Если мы разсмотримъ еще тотъ видъ, въ какомъ выражается это представленіе въ своемъ движеніи, то прежде всего мы увидимъ, что божественная сущность принимаетъ человѣческую природу. Этимъ уже сказано, что въ себѣ обѣ нераздѣльны, но изъ того, что божественная сущность съ самаго начала отъ себя отрекается, а ея наличное бытіе уходитъ въ себя и дѣлается злымъ, слѣдуетъ, хотя и косвенно, что въ себѣ это злое наличное бытіе не чуждо божественной сущности. Абсолютная сущность была бы лишь пустымъ именемъ, если бы злое наличное бытіе но истинѣ было для нея другимъ, если бы оно отъ нея отпало; — моментъ бытія внутри себя скорѣе образуетъ существенный моментъ самости духа. То, что въ себѣ бытіе и вмѣстѣ съ нимъ дѣйствительность принадлежатъ самой сущности, для насъ есть понятіе, и поскольку оно есть понятіе, является для представляющаго сознанія непостижимымъ событіемъ. Бытіе въ себѣ принимаетъ для него форму безразличнаго бытія. Та мысль, что эти, повидимому, избѣгающіе другъ друга моменты абсолютной сущности и для себя сущей самости нераздѣльны, является тоже этому представленію, ибо оно обладаетъ истиннымъ содержаніемъ, но она является позже, при отреченіи божественной сущности, которая дѣлается плотью. Это представленіе, которое такимъ образомъ еще непосредственно и поэтому не духовно, или знаетъ пока человѣческую форму сущности, какъ особую, но еще не всеобщую, дѣлается духовнымъ для этого сознанія въ движеніи сформировавшейся сущности, направленномъ на то, чтобы, вновь пожертвовать своимъ непосредственнымъ наличнымъ бытіемъ и возвратиться къ сущности: только въ себя рефлектированная сущность есть духъ. Здѣсь, такимъ образомъ, представлено примиреніе божественной сущности вообще съ другимъ, а опредѣленнѣе съ его мыслью, со зломъ. Если это примиреніе по своему понятію выражается такъ, что оно существуетъ вслѣдствіе тожества зла и добра въ себѣ, или тожества божественной сущности съ природой во всемъ ея объемѣ, потому что природа, отдѣленная отъ божественной сущности, есть лишь ничто, то это надо считать не духовнымъ способомъ выраженія, который необходимо долженъ возбудить недоразумѣнія. Если зло есть то же, что и добро, то зло не есть злое, а добро не есть доброе, но скорѣе всего оба сняты; зло есть вообще внутри себя сущее бытіе для себя, а добро есть простота,
себя, а нечто простое, отрекается от себя, предается смерти и этим путем примиряет абсолютную сущность с самим собою. В этом движении он является как дух. Абстрактная сущность отчуждена от себя, она имеет природное наличное бытие и действительность, наделенную самостью. Это её инобытие или её чувственная наличность отнимается обратно вторым становлением в ином виде и утверждается как снятая, как всеобщая. Благодаря этому сущность делается в пей сама собою; непосредственное наличное бытие действительности перестало быть ей чуждым и внешним, будучи снятым и всеобщим. Эта смерть поэтому есть воскресение сущности, как духа. Снятая непосредственная наличность самосознательной сущности есть всеобщее самосознание; это понятие снятой единичной самости, которая есть абсолютная сущность, выражает поэтому непосредственно устройство общины, которая, находясь до сих пор в представлении, возвращается теперь в себя, как в самость. При этом дух переходит из второго элемента своего определения, т. е. из представления, в третий, в самосознание, как таковое.
Если мы рассмотрим еще тот вид, в каком выражается это представление в своем движении, то прежде всего мы увидим, что божественная сущность принимает человеческую природу. Этим уже сказано, что в себе обе нераздельны, но из того, что божественная сущность с самого начала от себя отрекается, а её наличное бытие уходит в себя и делается злым, следует, хотя и косвенно, что в себе это злое наличное бытие не чуждо божественной сущности. Абсолютная сущность была бы лишь пустым именем, если бы злое наличное бытие но истине было для неё другим, если бы оно от неё отпало; — момент бытия внутри себя скорее образует существенный момент самости духа. То, что в себе бытие и вместе с ним действительность принадлежат самой сущности, для нас есть понятие, и поскольку оно есть понятие, является для представляющего сознания непостижимым событием. Бытие в себе принимает для него форму безразличного бытия. Та мысль, что эти, по-видимому, избегающие друг друга моменты абсолютной сущности и для себя сущей самости нераздельны, является тоже этому представлению, ибо оно обладает истинным содержанием, но она является позже, при отречении божественной сущности, которая делается плотью. Это представление, которое таким образом еще непосредственно и поэтому не духовно, или знает пока человеческую форму сущности, как особую, но еще не всеобщую, делается духовным для этого сознания в движении сформировавшейся сущности, направленном на то, чтобы, вновь пожертвовать своим непосредственным наличным бытием и возвратиться к сущности: только в себя рефлектированная сущность есть дух. Здесь, таким образом, представлено примирение божественной сущности вообще с другим, а определеннее с его мыслью, со злом. Если это примирение по своему понятию выражается так, что оно существует вследствие тожества зла и добра в себе, или тожества божественной сущности с природой во всём её объеме, потому что природа, отделенная от божественной сущности, есть лишь ничто, то это надо считать не духовным способом выражения, который необходимо должен возбудить недоразумения. Если зло есть то же, что и добро, то зло не есть злое, а добро не есть доброе, но скорее всего оба сняты; зло есть вообще внутри себя сущее бытие для себя, а добро есть простота,
