Свою форму, въ которой духъ существуетъ для своего сознанія, онъ самъ возвысилъ до формы сознанія и производить ее для себя. Мастеръ бросилъ синтетическую работу, т.-е. смѣшеніе чуждыхъ другъ другу формъ мысли и природы. Такъ какъ форма пріобрѣла видъ самосознательной дѣятельности, то мастеръ сдѣлался духовнымъ работникомъ.
Если мы спросимъ, каковъ дѣйствительный духъ, сознаніе абсолютной сущности котораго находится въ художественной религіи, то окажется, что это и р а в-ственный или истинный духъ. Онъ есть не только всеобщая субстанція всѣхъ единичныхъ духовъ, но, такъ какъ эта субстанція имѣетъ форму сознанія для дѣйствительнаго сознанія, то1 это означаетъ, что она индивидуализуется и признается единичными за ихъ собственную сущность и произведеніе. Субстанція, такимъ образомъ, не есть для нихъ свѣтлая сущность, въ единствѣ которой бытіе для себя самосознанія содержится только отрицательно и временно, и въ которой оно созерцаетъ господина своей дѣйствительности. Она не есть также неустанное уничтоженіе враждующихъ народовъ, — ни подчиненіе ихъ кастамъ, въ совокупности производящимъ видимость организаціи завершеннаго цѣлаго, которому, однако, недостаетъ всеобщей свободы индивидовъ. Но духъ есть свободный народъ, въ которомъ нравы образуютъ субстанцію всѣхъ, а дѣйствительность и наличное бытіе ея всѣ и каждый въ отдѣльности признаютъ за свою волю и дѣло.
Религія нравственнаго духа есть его возвышеніе надъ его дѣйствительностью, возвращеніе изъ его истины въ чистое знаніе себя самого. Когда нравственный народъ живетъ въ непосредственномъ единствѣ со своей субстанціей и не имѣетъ въ себѣ принципа чистой единичности самосознанія, то религія его въ своей законченности отрѣшается отъ его существованія. Дѣйствительность нравственной субстанціи основывается, съ одной стороны, на ея спокойномъ постоянствѣ по отношенію къ абсолютному движенію самосознанія и, вмѣстѣ съ тѣмъ, на томъ, что самосознаніе еще не перешло въ себя изъ своихъ спокойныхъ нравовъ и своего прочнаго довѣрія. Съ другой стороны, дѣйствительность нравственной субстанціи покоится на его организаціи въ видѣ множества правъ и обязанностей, а также въ видѣ раздѣленія на сословныя маесы со свойственнымъ имъ дѣланіемъ, которое содѣйствуетъ цѣлому, — и вмѣстѣ съ тѣмъ на томъ, что единичный удовлетворяется ограниченностью своего наличнаго бытія и не усвоилъ еще безмѣрной мысли о своей свободной самости. Но это спокойное непосредственное довѣріе къ субстанціи превращается въ довѣріе къ себѣ и въ собственную достовѣрность, а множество нравъ и обязанностей, какъ и ограниченное дѣланіе есть то же діалектическое движеніе нравственности, какъ и множество вещей и ихъ опредѣленій, т.-е.
Свою форму, в которой дух существует для своего сознания, он сам возвысил до формы сознания и производить ее для себя. Мастер бросил синтетическую работу, т. е. смешение чуждых друг другу форм мысли и природы. Так как форма приобрела вид самосознательной деятельности, то мастер сделался духовным работником.
Если мы спросим, каков действительный дух, сознание абсолютной сущности которого находится в художественной религии, то окажется, что это и р а в-ственный или истинный дух. Он есть не только всеобщая субстанция всех единичных духов, но, так как эта субстанция имеет форму сознания для действительного сознания, то1 это означает, что она индивидуализуется и признается единичными за их собственную сущность и произведение. Субстанция, таким образом, не есть для них светлая сущность, в единстве которой бытие для себя самосознания содержится только отрицательно и временно, и в которой оно созерцает господина своей действительности. Она не есть также неустанное уничтожение враждующих народов, — ни подчинение их кастам, в совокупности производящим видимость организации завершенного целого, которому, однако, недостает всеобщей свободы индивидов. Но дух есть свободный народ, в котором нравы образуют субстанцию всех, а действительность и наличное бытие её все и каждый в отдельности признают за свою волю и дело.
Религия нравственного духа есть его возвышение над его действительностью, возвращение из его истины в чистое знание себя самого. Когда нравственный народ живет в непосредственном единстве со своей субстанцией и не имеет в себе принципа чистой единичности самосознания, то религия его в своей законченности отрешается от его существования. Действительность нравственной субстанции основывается, с одной стороны, на её спокойном постоянстве по отношению к абсолютному движению самосознания и, вместе с тем, на том, что самосознание еще не перешло в себя из своих спокойных нравов и своего прочного доверия. С другой стороны, действительность нравственной субстанции покоится на его организации в виде множества прав и обязанностей, а также в виде разделения на сословные маесы со свойственным им деланием, которое содействует целому, — и вместе с тем на том, что единичный удовлетворяется ограниченностью своего наличного бытия и не усвоил еще безмерной мысли о своей свободной самости. Но это спокойное непосредственное доверие к субстанции превращается в доверие к себе и в собственную достоверность, а множество нрав и обязанностей, как и ограниченное делание есть то же диалектическое движение нравственности, как и множество вещей и их определений, т. е.
