Если разсматривать это погруженіе внутри самого себя, то для сознанія существующая въ себѣ субстанція является знаніемъ, какъ его знаніемъ. Какъ сознаніе, оно раздѣляется на себя и на противостоящій ему предметъ, который для него является сущностью; но этотъ предметъ совершенно прозраченъ, онъ представляетъ собою его самость, и его сознаніе есть на самомъ дѣлѣ только знаніе о себѣ. Вся жизнь и вся духовная сущность снова возвратились въ эту самость и утратили свое различіе отъ самого я. Моменты сознанія, слѣдовательно, представляютъ собою крайнія абстракціи, изъ которыхъ ни одна не пребываетъ неподвижной, но уничтожается въ другихъ и снова ихъ порождаетъ. Этотъ процессъ есть смѣняющаяся игра несчастнаго сознанія съ собою и происходитъ для сознанія внутри себя самого, причемъ оно сознаетъ себя понятіемъ разума, которымъ несчастное сознаніе было только въ себѣ. Слѣдовательно, абсолютная собственная его достовѣрность непосредственно превращается для разума, какъ сознанія, въ дисгармонію, въ предметность его бытія для себя; однако, этотъ созданный имъ міръ представляетъ собою его рѣчь, къ которой сознаніе непосредственно прислушивается и отклики которой возвращаются только къ нему. Поэтому такой возвратъ не можетъ разсматриваться какъ бытіе въ себѣ и для себя; сущность представляетъ собою для сознанія пе бытіе въ себѣ, но сознаніе само есть эта сущность. Также мало сознаніе можетъ имѣть наличное бытіе, иотому что предметность не становится отрицаніемъ дѣйствительной самости, какъ и самость не достигаетъ дѣйствительности. Ему недостаетъ силы проявленія, силы стать вещью и выносить бытіе. Оно живетъ въ страхѣ запятнать величіе своей внутренней сущности поступкомъ и наличнымъ бытіемъ, и для того, чтобы сохранить чистоту своего сердца, оно избѣгаетъ соприкосновенія съ дѣйствительностью и упорствуетъ въ настойчивомъ безсиліи, отказываясь отъ своей самости, доведенной до послѣдней степени абстракціи, и придавая себѣ субстанціальность или превращая свое мышленіе въ бытіе и довѣряясь абсолютному различію. Поэтому сознаніе наполняетъ порождаемый имъ пустой предметъ сознаніемъ пустоты; его дѣланіе есть томленіе, которое утрачивается только въ собственномъ его становленіи предметомъ, лишеннымъ сущности. Возвышаясь надъ этой утратой и возвращаясь къ себѣ, оно находитъ себя утраченнымъ; въ этой прозрачной чистотѣ его моментовъ несчастная, такъ называемая, прекрасная душа истлѣваетъ въ себѣ и исчезаетъ, какъ безформенный паръ, расплывающійся въ воздухѣ.
3. [Зло и его прощеніе]. Это тихое сліяніе неразграниченныхъ сущностей улетучивающейся жизни слѣдуетъ пРинять еще и въ другомъ значеніи дѣйствительности совѣсти и въ явленіи движенія совѣсти и разсмотрѣть совѣсть, какъ дѣйствующую. Предметный моментъ въ этомъ сознаніи опредѣлился какъ всеобщее сознаніе; знающее себя знаніе, въ качествѣ этой самости, отличается отъ другой самости; языкъ, на которомъ всѣ взаимно признаются поступающими добросовѣстно, раздробляетъ это всеобщее равенство въ неравенство единичнаго бытія для себя, слѣдовательно, каждое сознаніе возвращается въ себя изъ своей всеобщности. Вслѣдствіе этого единичность необходимо противополагается какъ другимъ единичностямъ, такъ и всеобщности; это отношеніе и его движеніе и слѣдуетъ разсмотрѣть. Другими словами, эта всеобщность и долгъ имѣютъ просто противоположное значеніе опредѣленной, исключающей себя изъ всеобщаго, единичности, для которой чистый
Если рассматривать это погружение внутри самого себя, то для сознания существующая в себе субстанция является знанием, как его знанием. Как сознание, оно разделяется на себя и на противостоящий ему предмет, который для него является сущностью; но этот предмет совершенно прозрачен, он представляет собою его самость, и его сознание есть на самом деле только знание о себе. Вся жизнь и вся духовная сущность снова возвратились в эту самость и утратили свое различие от самого я. Моменты сознания, следовательно, представляют собою крайние абстракции, из которых ни одна не пребывает неподвижной, но уничтожается в других и снова их порождает. Этот процесс есть сменяющаяся игра несчастного сознания с собою и происходит для сознания внутри себя самого, причем оно сознает себя понятием разума, которым несчастное сознание было только в себе. Следовательно, абсолютная собственная его достоверность непосредственно превращается для разума, как сознания, в дисгармонию, в предметность его бытия для себя; однако, этот созданный им мир представляет собою его речь, к которой сознание непосредственно прислушивается и отклики которой возвращаются только к нему. Поэтому такой возврат не может рассматриваться как бытие в себе и для себя; сущность представляет собою для сознания пе бытие в себе, но сознание само есть эта сущность. Также мало сознание может иметь наличное бытие, иотому что предметность не становится отрицанием действительной самости, как и самость не достигает действительности. Ему недостает силы проявления, силы стать вещью и выносить бытие. Оно живет в страхе запятнать величие своей внутренней сущности поступком и наличным бытием, и для того, чтобы сохранить чистоту своего сердца, оно избегает соприкосновения с действительностью и упорствует в настойчивом бессилии, отказываясь от своей самости, доведенной до последней степени абстракции, и придавая себе субстанциальность или превращая свое мышление в бытие и доверяясь абсолютному различию. Поэтому сознание наполняет порождаемый им пустой предмет сознанием пустоты; его делание есть томление, которое утрачивается только в собственном его становлении предметом, лишенным сущности. Возвышаясь над этой утратой и возвращаясь к себе, оно находит себя утраченным; в этой прозрачной чистоте его моментов несчастная, так называемая, прекрасная душа истлевает в себе и исчезает, как бесформенный пар, расплывающийся в воздухе.
3. [Зло и его прощение]. Это тихое слияние неразграниченных сущностей улетучивающейся жизни следует пРинять еще и в другом значении действительности совести и в явлении движения совести и рассмотреть совесть, как действующую. Предметный момент в этом сознании определился как всеобщее сознание; знающее себя знание, в качестве этой самости, отличается от другой самости; язык, на котором все взаимно признаются поступающими добросовестно, раздробляет это всеобщее равенство в неравенство единичного бытия для себя, следовательно, каждое сознание возвращается в себя из своей всеобщности. Вследствие этого единичность необходимо противополагается как другим единичностям, так и всеобщности; это отношение и его движение и следует рассмотреть. Другими словами, эта всеобщность и долг имеют просто противоположное значение определенной, исключающей себя из всеобщего, единичности, для которой чистый
