моральное поведеніе есть не что иное, какъ осуществляющееся сознаніе, придающее себѣ такимъ образомъ видъ влеченія, т.-е. оно непосредственно есть наличная гармонія влеченія п моральности. Но на дѣлѣ влеченіе не остается только этой пустой формой, которая могла бы имѣть въ себѣ другую побудительную причину, чѣмъ само влеченіе, и могло бы ею быть побуждаемо. Чувственность есть природа, имѣющая въ себѣ самой свои законы и побудительныя причины, поэтому для моральности не важно быть побудительнымъ влеченіемъ влеченій, тайной склонностью склонностей. Такъ какъ эти влеченія имѣютъ свою собственную, прочную опредѣленность и собственное содержаніе, то сознаніе, которому они должны были бы соотвѣтствовать, скорѣе соотвѣтствуетъ имъ; отъ этого соотвѣтствія отказывается моральное самосознаніе. Слѣдовательно, гармонія ихъ существуетъ только въ себѣ и является постулированной. Такимъ же образомъ въ моральномъ поведеніи была только-что установлена дѣйствительная гармонія моральности и чувственности, но она только подтасовка; она существуетъ по ту сторону сознанія, въ туманной дали, въ которой невозможно болѣе ничего различить, ни охватить въ понятіи, потому что. съ пониманіемъ единства, которое мы только-что испытывали, ничего не вышло. Въ этомъ бытіи въ себѣ вообще исчезаетъ сознаніе. Это бытіе въ себѣ есть его моральное завершеніе, въ которомъ оканчивается борьба моральности п чувственности, и послѣдняя дѣлается соотвѣтствующей первой какимъ-то непонятнымъ образомъ. Слѣдовательно, это завершеніе опять-таки оказывается только подтасовкой дѣла, потому что на самомъ дѣлѣ въ немъ исчезаетъ скорѣе моральность, такъ какъ она есть только сознаніе абсолютной цѣли, какъ чистой, слѣдовательно, находится въ противоположности со всѣми другими цѣлями; она есть въ то же время дѣятельность этой чистой цѣли, когда она сознаетъ это возвышеніе надъ чувственностью, вмѣшательство послѣдней, ея противоположность и борьбу съ ней. Сознаніе выражаетъ евое несерьезное отношеніе къ моральному завершенію непосредственно въ томъ, что оно подмѣниваетъ это завершеніе завершеніемъ въ безконечности, т.-е. признаетъ его никогда невыполнимымъ.
Слѣдовательно, для него имѣетъ значимость только это промежуточное состояніе несовершенства, т.-е. такое состояніе, которое въ лучшемъ случаѣ должно быть только прогрессивнымъ движеніемъ къ совершенству. Однако, оно не можетъ быть также и этимъ прогрессивнымъ движеніемъ, потому что прогрессъ въ моральности былъ бы только движеніемъ въ ея гибели. Цѣлью его было бы именно вышеуказанное ничто или снятіе моральности и самого сознанія; но приближеніе къ ничто называется убываніемъ. Бромѣ того, прогрессъ въ моральности такъ же, какъ и убываніе, вносилъ бы въ моральность количественное различіе; однако, объ этомъ въ ней не можетъ быть и рѣчи. Въ ней, какъ сознаніи, для котораго нравственной цѣлью является чистый долгъ, вообще и мыслить нельзя о различеніи, по крайней мѣрѣ, о поверхностномъ количественномъ различеніи; существуетъ только одна добродѣтель, одинъ чистый долгъ, только одна моральность.
Такъ какъ сознаніе занимается серьезно не моральнымъ совершенствованіемь, а скорѣе среднимъ состояніемъ, т.-е., какъ мы только-что изслѣдовали, неморальностью, то мы снова подходимъ къ содержанію перваго постулата, только съ другой стороны. Нельзя не обратить вниманія на то, что блаженство должно требоваться для этого
моральное поведение есть не что иное, как осуществляющееся сознание, придающее себе таким образом вид влечения, т. е. оно непосредственно есть наличная гармония влечения п моральности. Но на деле влечение не остается только этой пустой формой, которая могла бы иметь в себе другую побудительную причину, чем само влечение, и могло бы ею быть побуждаемо. Чувственность есть природа, имеющая в себе самой свои законы и побудительные причины, поэтому для моральности не важно быть побудительным влечением влечений, тайной склонностью склонностей. Так как эти влечения имеют свою собственную, прочную определенность и собственное содержание, то сознание, которому они должны были бы соответствовать, скорее соответствует им; от этого соответствия отказывается моральное самосознание. Следовательно, гармония их существует только в себе и является постулированной. Таким же образом в моральном поведении была только что установлена действительная гармония моральности и чувственности, но она только подтасовка; она существует по ту сторону сознания, в туманной дали, в которой невозможно более ничего различить, ни охватить в понятии, потому что. с пониманием единства, которое мы только что испытывали, ничего не вышло. В этом бытии в себе вообще исчезает сознание. Это бытие в себе есть его моральное завершение, в котором оканчивается борьба моральности п чувственности, и последняя делается соответствующей первой каким-то непонятным образом. Следовательно, это завершение опять-таки оказывается только подтасовкой дела, потому что на самом деле в нём исчезает скорее моральность, так как она есть только сознание абсолютной цели, как чистой, следовательно, находится в противоположности со всеми другими целями; она есть в то же время деятельность этой чистой цели, когда она сознает это возвышение над чувственностью, вмешательство последней, её противоположность и борьбу с ней. Сознание выражает евое несерьезное отношение к моральному завершению непосредственно в том, что оно подменивает это завершение завершением в бесконечности, т. е. признает его никогда невыполнимым.
Следовательно, для него имеет значимость только это промежуточное состояние несовершенства, т. е. такое состояние, которое в лучшем случае должно быть только прогрессивным движением к совершенству. Однако, оно не может быть также и этим прогрессивным движением, потому что прогресс в моральности был бы только движением в её гибели. Целью его было бы именно вышеуказанное ничто или снятие моральности и самого сознания; но приближение к ничто называется убыванием. Броме того, прогресс в моральности так же, как и убывание, вносил бы в моральность количественное различие; однако, об этом в ней не может быть и речи. В ней, как сознании, для которого нравственной целью является чистый долг, вообще и мыслить нельзя о различении, по крайней мере, о поверхностном количественном различении; существует только одна добродетель, один чистый долг, только одна моральность.
Так как сознание занимается серьезно не моральным совершенствованиемь, а скорее средним состоянием, т. е., как мы только что исследовали, неморальностью, то мы снова подходим к содержанию первого постулата, только с другой стороны. Нельзя не обратить внимания на то, что блаженство должно требоваться для этого
