чистое сознаніе вѣры подвергается воздѣйствію чувственной точки зрѣнія: различія ея сверхчувственнаго царства, еще не постигнутаго въ понятіи, представляютъ собою рядъ самостоятельныхъ формъ, и ихъ движеніе есть рядъ случайныхъ происшествій, т.-е. они существуютъ только въ представленіи и имѣютъ видъ чувственнаго бытія. Со своей стороны просвѣщеніе изолируетъ также и дѣйствительность какъ сущность, покинутую духомъ, т.-е. опредѣленность, какъ неподвижную конечность, которая въ духовномъ движеніи самой сущности не является ни ея моментомъ, ни ничто, ни нѣчто, существующимъ въ себѣ и для себя, а только чѣмъ-то постоянно исчезающимъ.
Ясно, что именно это имѣетъ мѣсто по отношенію основанія знанія. Вѣрующее сознаніе само признаетъ случайное знаніе, потому что оно относится къ случайностямъ, и абсолютная сущность сама является ему въ формѣ представленной обычной дѣйствительности; а благодаря этому вѣрующее сознаніе тоже есть достовѣрность, которая не имѣетъ въ себѣ самой истинности и признаетъ себя несущественнымъ сознаніемъ, посюсторонностью духа, утверждающаго и удостовѣряющаго самого себя. Но въ своемъ духовномъ непосредственномъ знаніи объ абсолютной сущности вѣрующее сознаніе забываетъ этотъ моментъ. Просвѣщеніе же, напоминающее ему объ этомъ, думаетъ опять-таки только о случайномъ знаніи и забываетъ другое, думаетъ о посредничествѣ, происходящемъ только съ помощью чуждаго третьяго, и забываетъ, что непосредственное само для себя является третьимъ, устанавливающимъ связь его съ другимъ, именно, опять съ самимъ собой.
Наконецъ, разсматривая дѣланіе вѣры, просвѣщеніе находитъ несправедливымъ и нецѣлесообразнымъ отказъ отъ наслажденія и имущества. Что касается несправедливости, то тутъ просвѣщеніе согласно съ вѣрующимъ сознаніемъ, потому что само вѣрующее сознаніе признаетъ эту дѣйствительность, т.-е. обладаніе собственностью, сохраненіе ея и наслажденіе ею. Тѣмъ ожесточеннѣе и исключительнѣе относится вѣрующее сознаніе къ утвержденію собственности и тѣмъ непреклоннѣе требуетъ отказа отъ наслажденія, такъ какъ его религіозное дѣланіе, т.-е. отреченіе отъ собственности и наслажденія, падаетъ по ту сторону этой дѣйствительности и покупаетъ ему свободу въ потустороннемъ мірѣ. Это служеніе, выражающееся въ отказѣ отъ естественныхъ влеченій и наслажденій на дѣлѣ, въ силу такой противоположности не имѣетъ никакой истины. Сохраненіе существуетъ ва ряду съ отказомъ; это есть только знакъ, осуществляющій дѣйствительное отреченіе лишь въ незначительной части и поэтому только его представляющій..
Что касается цѣлесообразности, то просвѣщеніе находить неудачнымъ отказъ отъ опредѣленнаго имущества съ цѣлью знать и доказать свою свободу отъ него вообще и отказъ отъ опредѣленнаго наслажденія съ цѣлью доказать свою свободу отъ послѣдняго вообще. Вѣрующее сознаніе само понимаетъ абсолютное дѣланіе, какъ всеобщее; всеобщимъ для него является не только дѣйствіе абсолютной сущности, какъ его предмета, но и единичное сознаніе должно оказаться совершенно свободнымъ отъ своей чувственной сущности. Но отреченіе отъ единичнаго имущества или воздержаніе отъ отдѣльнаго наслажденія не представляютъ собою такого всеобщаго дѣйствія. Такъ какъ въ этомъ дѣйствіи передъ сознаніемъ встаютъ
чистое сознание веры подвергается воздействию чувственной точки зрения: различия её сверхчувственного царства, еще не постигнутого в понятии, представляют собою ряд самостоятельных форм, и их движение есть ряд случайных происшествий, т. е. они существуют только в представлении и имеют вид чувственного бытия. Со своей стороны просвещение изолирует также и действительность как сущность, покинутую духом, т. е. определенность, как неподвижную конечность, которая в духовном движении самой сущности не является ни её моментом, ни ничто, ни нечто, существующим в себе и для себя, а только чем-то постоянно исчезающим.
Ясно, что именно это имеет место по отношению основания знания. Верующее сознание само признает случайное знание, потому что оно относится к случайностям, и абсолютная сущность сама является ему в форме представленной обычной действительности; а благодаря этому верующее сознание тоже есть достоверность, которая не имеет в себе самой истинности и признает себя несущественным сознанием, посюсторонностью духа, утверждающего и удостоверяющего самого себя. Но в своем духовном непосредственном знании об абсолютной сущности верующее сознание забывает этот момент. Просвещение же, напоминающее ему об этом, думает опять-таки только о случайном знании и забывает другое, думает о посредничестве, происходящем только с помощью чуждого третьего, и забывает, что непосредственное само для себя является третьим, устанавливающим связь его с другим, именно, опять с самим собой.
Наконец, рассматривая делание веры, просвещение находит несправедливым и нецелесообразным отказ от наслаждения и имущества. Что касается несправедливости, то тут просвещение согласно с верующим сознанием, потому что само верующее сознание признает эту действительность, т. е. обладание собственностью, сохранение её и наслаждение ею. Тем ожесточеннее и исключительнее относится верующее сознание к утверждению собственности и тем непреклоннее требует отказа от наслаждения, так как его религиозное делание, т. е. отречение от собственности и наслаждения, падает по ту сторону этой действительности и покупает ему свободу в потустороннем мире. Это служение, выражающееся в отказе от естественных влечений и наслаждений на деле, в силу такой противоположности не имеет никакой истины. Сохранение существует ва ряду с отказом; это есть только знак, осуществляющий действительное отречение лишь в незначительной части и поэтому только его представляющий..
Что касается целесообразности, то просвещение находить неудачным отказ от определенного имущества с целью знать и доказать свою свободу от него вообще и отказ от определенного наслаждения с целью доказать свою свободу от последнего вообще. Верующее сознание само понимает абсолютное делание, как всеобщее; всеобщим для него является не только действие абсолютной сущности, как его предмета, но и единичное сознание должно оказаться совершенно свободным от своей чувственной сущности. Но отречение от единичного имущества или воздержание от отдельного наслаждения не представляют собою такого всеобщего действия. Так как в этом действии перед сознанием встают
