себя свой собственный крайній членъ, но также и другой крайній членъ - — всеобщую власть и обращаетъ эту власть, первоначально существующую въ себѣ, въ бытіе для себя и въ единичность самосознанія. При этоцъ духъ этой власти становится неограниченнымъ монархомъ — неограниченнымъ въ томъ смыслѣ, что языкъ лести возводитъ власть къ ея чистой всеобщности. Моментъ, какъ порожденіе языка, наличнаго бытія, возвысившагося до состоянія духа, есть чистое равенство самому себѣ. Монархомъ онъ становится потому, что языкъ возвышаетъ единичность до самой высшей точки ея; то, отъ чего благородное сознаніе отказывается съ этой стороны простого духовнаго единства, есть чистое бытіе въ себѣ его мышленія, само его я. Единичность, которая пока еще есть просто нѣчто мнимое, еще опредѣленнѣе возвышается въ свою налично существующую чистоту благодаря тому, что языкъ даетъ монарху собственное имя. Ибо только въ имени всѣми не только мыслится, но дѣйствительно производится отличіе единичной индивидуальности отъ всѣхъ другихъ. Въ имени каждый индивидъ имѣеть значимость только какъ единичный не только въ своемъ сознаніи, но и въ сознаніи всѣхъ. Такимъ образомъ, благодаря имени монархъ обособляется отъ всѣхъ, исключается и становится одинокимъ; въ немъ онъ является атомомъ, который ничего не можетъ удѣлить отъ своей сущности и не имѣетъ себѣ подобнаго. Слѣдовательно, это имя есть рефлексія въ себя или дѣйствительность, имѣющая въ себѣ всеобщую власть; посредствомъ имени эта власть становится монархомъ. Съ другой стороны, въ силу этого, онъ, этотъ единичный индивидъ, знаетъ себя, этого индивида, какъ всеобщую власть, благодаря тому, что благородные стоятъ вокругъ трона не ради одного служенія государственной власти, но ради украшенія, и что они всегда говорятъ возсѣдающему на тронѣ, кто онъ.
Такимъ образомъ языкъ ихъ хваленій является духомъ, соединяющимъ въ государственной власти оба крайнихъ члена. Эти хваленія рефлектируютъ въ себя абстрактную власть и сообщаютъ ей моментъ другой крайности, т.-е. дѣлаютъ ее желающимъ и рѣшающимъ бытіемъ для себя и въ силу этого сообщаютъ ей сознательное существованіе. Другими словами, благодаря хваленіямъэто единичное дѣйствительное самосознаніе дѣйствительно познаетъ себя, какъ власть. Эта власть есть самость, какъ центръ, въ который стекается множество точекъ вслѣдствіе отчужденія внутренней достовѣрности. Но въ то время, какъ этотъ особый духъ государственной власти состоитъ въ томъ, чтобы черпать свою дѣйствительность и свою пищу въ жертвахъ, приносимыхъ благороднымъ сознаніемъ въ видѣ своего дѣланія и мышленія, эта власть оказывается отчужденной отъ себя самостоятельностью. Благородное сознаніе, будучи крайностью бытія для себя, снова обрѣтаетъ крайность дѣйствительной всеобщности, въ смыслѣ всеобщности мышленія, отъ котораго оно отказалось. Власть государства перешла къ благороднму сознанію. Въ немъ государственная власть дѣйствительно получила свое осуществленіе. Въ бытіи для себя благороднаго сознанія государственная власть перестаетъ быть такой инертной сущностью, какой она являлась, будучи абстрактнымъ бытіемъ въ себѣ въ качествѣ одного изъ крайнихъ членовъ. Разсматриваемая въ себѣ, государственная власть, рефлектированная въ себя, или ставшая духомъ, на самомъ дѣлѣ представляетъ собою моментъ самосознанія, т.-е. является только снятой. При этомъ она оказывается сущностью, какъ
себя свой собственный крайний член, но также и другой крайний член - — всеобщую власть и обращает эту власть, первоначально существующую в себе, в бытие для себя и в единичность самосознания. При этоц дух этой власти становится неограниченным монархом — неограниченным в том смысле, что язык лести возводит власть к её чистой всеобщности. Момент, как порождение языка, наличного бытия, возвысившегося до состояния духа, есть чистое равенство самому себе. Монархом он становится потому, что язык возвышает единичность до самой высшей точки её; то, от чего благородное сознание отказывается с этой стороны простого духовного единства, есть чистое бытие в себе его мышления, само его я. Единичность, которая пока еще есть просто нечто мнимое, еще определеннее возвышается в свою налично существующую чистоту благодаря тому, что язык дает монарху собственное имя. Ибо только в имени всеми не только мыслится, но действительно производится отличие единичной индивидуальности от всех других. В имени каждый индивид имееть значимость только как единичный не только в своем сознании, но и в сознании всех. Таким образом, благодаря имени монарх обособляется от всех, исключается и становится одиноким; в нём он является атомом, который ничего не может уделить от своей сущности и не имеет себе подобного. Следовательно, это имя есть рефлексия в себя или действительность, имеющая в себе всеобщую власть; посредством имени эта власть становится монархом. С другой стороны, в силу этого, он, этот единичный индивид, знает себя, этого индивида, как всеобщую власть, благодаря тому, что благородные стоят вокруг трона не ради одного служения государственной власти, но ради украшения, и что они всегда говорят восседающему на троне, кто он.
Таким образом язык их хвалений является духом, соединяющим в государственной власти оба крайних члена. Эти хваления рефлектируют в себя абстрактную власть и сообщают ей момент другой крайности, т. е. делают ее желающим и решающим бытием для себя и в силу этого сообщают ей сознательное существование. Другими словами, благодаря хвалениямъэто единичное действительное самосознание действительно познает себя, как власть. Эта власть есть самость, как центр, в который стекается множество точек вследствие отчуждения внутренней достоверности. Но в то время, как этот особый дух государственной власти состоит в том, чтобы черпать свою действительность и свою пищу в жертвах, приносимых благородным сознанием в виде своего делания и мышления, эта власть оказывается отчужденной от себя самостоятельностью. Благородное сознание, будучи крайностью бытия для себя, снова обретает крайность действительной всеобщности, в смысле всеобщности мышления, от которого оно отказалось. Власть государства перешла к благороднму сознанию. В нём государственная власть действительно получила свое осуществление. В бытии для себя благородного сознания государственная власть перестает быть такой инертной сущностью, какой она являлась, будучи абстрактным бытием в себе в качестве одного из крайних членов. Рассматриваемая в себе, государственная власть, рефлектированная в себя, или ставшая духом, на самом деле представляет собою момент самосознания, т. е. является только снятой. При этом она оказывается сущностью, как
