дитъ только цѣпи и угнетеніе бытія для себя, а посему ненавидитъ господина, повинуется только со скрытой злобой и всегда оказывается готовымъ къ мятежу; въ богатствѣ же, благодаря которому оно обрѣтаетъ наслажденіе своимъ бытіемъ для себя, оно усматриваетъ тоже неравенство съ пребыв нощей сущностью. Постигая благодаря ему единичность и тлѣнность наслажденія, сознаніе любитъ его, но презираетъ, и съ прекращеніемъ наслажденія, какъ сущаго въ себѣ, считаетъ законченнымъ свое отношеніе къ богатому.
Эти отношенія выражаютъ собою прежде всего сужденія, опредѣленія того, чѣмъ обѣ сущности являются сознанію въ качествѣ его предмета, но еще не въ себѣ и ие для себя. Рефлексія, представляемая въ сужденіи, оказывается отчасти только для насъ установленіемъ какъ того, такъ и другого опредѣленія, а потому одинаковымъ снятіемъ обоихъ, но еще не рефлексіей ихъ для самого сознанія. Частью же они непосредственно являются сущностью, но не становятся ею, а также въ себѣ не являются самосознаніемъ; то, для чего они существуютъ, еще не является ихъ одухотвореніемъ; они суть предикаты, которые сами еще не являются субъектами. Въ силу этого раздѣленія цѣлое духовнаго сужденія распадается еще на два сознанія, изъ которыхъ каждое подходитъ подъ одностороннее опредѣленіе. Раньше мы видѣли, что обѣ стороны отчужденія, безразличныя другъ къ другу, т.-е. бытія въ себѣ чистаго сознанія, именно опредѣленныхъ мыслей о добрѣ и злѣ, и его наличнаго бытія, какъ государственной власти и богатства, возвысились до взаимоотношенія, т.-е. до сужденія. Такъ и теперь, указанное внѣшнее отношеніе возвысилось до внутренняго единства и явилось въ качествѣ отношенія мышленія къ дѣйствительности, при чемъ выступилъ духъ обѣихъ формъ сужденія. Это происходитъ въ то время, когда сужденіе становится заключеніемъ, т.-е. посредствующимъ движеніемъ, въ которомъ выступаетъ необходимость и посредство обѣихъ сторонъ сужденія.
[(і) Служеніе и совѣтъ]. Такимъ образомъ благородное сознаніе находитъ себя въ сужденіи противоположнымъ государственной власти въ томъ смыслѣ, что государственная власть сперва еще не является самостью, но всеобщей субстап-ціей, которую благородное сознаніе знаетъ какъ свою сущность, цѣль и абсолютное содержаніе. Относясь къ ней такъ положительно, оно совершенно отрицательно относится къ своимъ собственнымъ цѣлямъ, своему особому содержанію и наличному бытію и допускаетъ ихъ исчезновеніе. Это героизмъ служенія — добродѣтель, которая приноситъ единичное бытіе въ жертву всеобщему и посредствомъ этого осуществляетъ это всеобщее — личность, которая отказывается отъ обладанія и наслажденія собою, является дѣйствительной и дѣйствующей ради наличной власти.
Посредствомъ этого движенія всеобщее бытіе вступаетъ въ тѣсный союзъ съ наличнымъ бытіемъ вообще, подобно тому, какъ наличное сознаніе посредствомъ этого отреченія, достигаетъ существенности. То, отъ чего оно отчуждается въ служеніи, есть его сознаніе, погруженное въ наличное бытіе; но отчужденное бытіе есть бытіе въ себѣ. Такимъ образомъ этимъ образованіемъ оно пріобрѣтаетъ уваженіе въ своихъ собственныхъ глазахъ и въ глазахъ другихъ. Посредствомъ этого движенія государственная власть, которая сначала была только мыслимымъ всеобщимъ, т.-е. бытіемъ въ себѣ, становится дѣйствительно существующимъ всеобщимъ,
дит только цепи и угнетение бытия для себя, а посему ненавидит господина, повинуется только со скрытой злобой и всегда оказывается готовым к мятежу; в богатстве же, благодаря которому оно обретает наслаждение своим бытием для себя, оно усматривает тоже неравенство с пребыв нощей сущностью. Постигая благодаря ему единичность и тленность наслаждения, сознание любит его, но презирает, и с прекращением наслаждения, как сущего в себе, считает законченным свое отношение к богатому.
Эти отношения выражают собою прежде всего суждения, определения того, чем обе сущности являются сознанию в качестве его предмета, но еще не в себе и ие для себя. Рефлексия, представляемая в суждении, оказывается отчасти только для нас установлением как того, так и другого определения, а потому одинаковым снятием обоих, но еще не рефлексией их для самого сознания. Частью же они непосредственно являются сущностью, но не становятся ею, а также в себе не являются самосознанием; то, для чего они существуют, еще не является их одухотворением; они суть предикаты, которые сами еще не являются субъектами. В силу этого разделения целое духовного суждения распадается еще на два сознания, из которых каждое подходит под одностороннее определение. Раньше мы видели, что обе стороны отчуждения, безразличные друг к другу, т. е. бытия в себе чистого сознания, именно определенных мыслей о добре и зле, и его наличного бытия, как государственной власти и богатства, возвысились до взаимоотношения, т. е. до суждения. Так и теперь, указанное внешнее отношение возвысилось до внутреннего единства и явилось в качестве отношения мышления к действительности, при чём выступил дух обеих форм суждения. Это происходит в то время, когда суждение становится заключением, т. е. посредствующим движением, в котором выступает необходимость и посредство обеих сторон суждения.
[(і) Служение и совет]. Таким образом благородное сознание находит себя в суждении противоположным государственной власти в том смысле, что государственная власть сперва еще не является самостью, но всеобщей субстап-цией, которую благородное сознание знает как свою сущность, цель и абсолютное содержание. Относясь к ней так положительно, оно совершенно отрицательно относится к своим собственным целям, своему особому содержанию и наличному бытию и допускает их исчезновение. Это героизм служения — добродетель, которая приносит единичное бытие в жертву всеобщему и посредством этого осуществляет это всеобщее — личность, которая отказывается от обладания и наслаждения собою, является действительной и действующей ради наличной власти.
Посредством этого движения всеобщее бытие вступает в тесный союз с наличным бытием вообще, подобно тому, как наличное сознание посредством этого отречения, достигает существенности. То, от чего оно отчуждается в служении, есть его сознание, погруженное в наличное бытие; но отчужденное бытие есть бытие в себе. Таким образом этим образованием оно приобретает уважение в своих собственных глазах и в глазах других. Посредством этого движения государственная власть, которая сначала была только мыслимым всеобщим, т. е. бытием в себе, становится действительно существующим всеобщим,
