чимость, то послушаніе ему самосознанія не является служеніемъ господину, приказанія котораго произвольны и въ которыхъ оно не узнавало бы самого себя. Напротивъ, законы — это мысли его собственнаго абсолютнаго сознанія, которыя самосознаніе само непосредственно имѣетъ. О немъ нельзя сказать, что оно вѣритъ въ нихъ, потому что вѣра, правда, также созерцаетъ сущность^ но чужую.Нравственное самосознаніе, въ силу всеобщности своей самости, составляетъ непосредственно единое съ сущностью. Вѣра, напротивъ, начинаетъ съ единичнаго сознанія и есть движеніе съ цѣлью приблизиться къ этому единству, сущность котораго, однако, остается недостижимой. Вышеуказанное же сознаніе, напротивъ, было снято, какъ единичное, посредничество совершилось, и потому только сознаніе и является непосредственнымъ самосознаніемъ нравственной субстанціи.
Такимъ образомъ, отличіе самосознанія отъ сущности совершенно ясно. Вслѣдствіе этого различія въ самой сущности не являются случайными опредѣленностями. Напротивъ, благодаря единству сущности и самосознанія, посредствомъ котораго лить и могло бы произойти неравенство, различія сущности суть комплексы членовъ этого единства, проникнутые его жизнью, ясные самимъ себѣ, нераздвоенные духи, безупречные небесные образы, хранящіе въ своихъ различіяхъ неоскверненную невинность и согласіе со своей сущностью. Самосознаніе есть столь же простое, ясное отношеніе къ нимъ. Они суть, и ничего больше, — это исчерпываетъ сознаніе отношенія самосознанія къ нимъ. Антигоной Софокла 9 они признаются неписаннымъ и безошибочнымъ правомъ боговъ:
не нынче, не вчера, но вѣчно оно живетъ, и никто не знаетъ, откуда оно явилось.
Они суть. Спрашивая объ ихъ возникновеніи и оттѣсняя ихъ до точки ихъ происхожденія, я уже перехожу черезъ нее, такъ какъ я являюсь отнынѣ всеобщимъ, они же обусловленнымъ и ограниченнымъ. Если необходимо подчинить ихъ моему усмотрѣяію, то я колеблю ихъ невозмутимое бытіе въ себѣ и разсматриваю ихъ, какъ нѣчто, могущее для меня быть и истиннымъ, и неистиннымъ. А нравственное настроеніе именно въ томъ и состоитъ, чтобы быть непоколебимо твердымъ въ томъ, что является правомъ, воздерживаясь отъ всяческаго движенія, колебанія и возвращенія къ его началу. Мнѣ нѣчто дано на храненіе; это е сть собственность другого, и я признаю ее, потому что она есть такова, и непоколебимо остаюсь въ этомъ отношеніи. Если я удержу эту сохраняемую мной сумму для себя, то, согласно принципу моего испытанія, тавтологіи, нисколько не впаду въ противорѣчіе. Вѣдь, тогда я не разсматриваю ее больше, какъ собственность другого; удерживать же нѣчто, въ чемъ я не вижу чужой собственности, совершенно послѣдовательно. Измѣненіе точки зрѣнія не есть противорѣчіе^ такъ какъ дѣло не въ ней, какъ таковой, а въ предметѣ и содержаніи, которые не должны себѣ противорѣчить. Когда я что-либо дарю, я измѣняю убѣжденіе, что нѣчто есть моя собственность, въ убѣжденіе, что это собственность другого, и не впадаю тѣмъ самымъ въ противорѣчіе; но въ равной мѣрѣ я могу пойти и путемъ обратнымъ. Итакъ, не потому нѣчто является правомъ,
9 Sophocl. Antigon., V, 456, 457.
чимость, то послушание ему самосознания не является служением господину, приказания которого произвольны и в которых оно не узнавало бы самого себя. Напротив, законы — это мысли его собственного абсолютного сознания, которые самосознание само непосредственно имеет. О нём нельзя сказать, что оно верит в них, потому что вера, правда, также созерцает сущность^ но чужую.Нравственное самосознание, в силу всеобщности своей самости, составляет непосредственно единое с сущностью. Вера, напротив, начинает с единичного сознания и есть движение с целью приблизиться к этому единству, сущность которого, однако, остается недостижимой. Вышеуказанное же сознание, напротив, было снято, как единичное, посредничество совершилось, и потому только сознание и является непосредственным самосознанием нравственной субстанции.
Таким образом, отличие самосознания от сущности совершенно ясно. Вследствие этого различия в самой сущности не являются случайными определенностями. Напротив, благодаря единству сущности и самосознания, посредством которого лить и могло бы произойти неравенство, различия сущности суть комплексы членов этого единства, проникнутые его жизнью, ясные самим себе, нераздвоенные духи, безупречные небесные образы, хранящие в своих различиях неоскверненную невинность и согласие со своей сущностью. Самосознание есть столь же простое, ясное отношение к ним. Они суть, и ничего больше, — это исчерпывает сознание отношения самосознания к ним. Антигоной Софокла 9 они признаются неписанным и безошибочным правом богов:
не нынче, не вчера, но вечно оно живет, и никто не знает, откуда оно явилось.
Они суть. Спрашивая об их возникновении и оттесняя их до точки их происхождения, я уже перехожу через нее, так как я являюсь отныне всеобщим, они же обусловленным и ограниченным. Если необходимо подчинить их моему усмотреяию, то я колеблю их невозмутимое бытие в себе и рассматриваю их, как нечто, могущее для меня быть и истинным, и неистинным. А нравственное настроение именно в том и состоит, чтобы быть непоколебимо твердым в том, что является правом, воздерживаясь от всяческого движения, колебания и возвращения к его началу. Мне нечто дано на хранение; это е сть собственность другого, и я признаю ее, потому что она есть такова, и непоколебимо остаюсь в этом отношении. Если я удержу эту сохраняемую мной сумму для себя, то, согласно принципу моего испытания, тавтологии, нисколько не впаду в противоречие. Ведь, тогда я не рассматриваю ее больше, как собственность другого; удерживать же нечто, в чём я не вижу чужой собственности, совершенно последовательно. Изменение точки зрения не есть противоречие^ так как дело не в ней, как таковой, а в предмете и содержании, которые не должны себе противоречить. Когда я что-либо дарю, я изменяю убеждение, что нечто есть моя собственность, в убеждение, что это собственность другого, и не впадаю тем самым в противоречие; но в равной мере я могу пойти и путем обратным. Итак, не потому нечто является правом,
9 Sophocl. Antigon., V, 456, 457.
