бездѣятельная дѣйствительность. Одно значеніе за другимъ возводится имъ въ субъектъ этого предиката и забывается также послѣдовательно. Теперь, въ простомъ хотѣніи или нехотѣніи, само дѣла имѣетъ значеніе пустой цѣли и мыслимаго единства хотѣнія и совершенія. Утѣшеніе при уничтоженіи цѣли, состоящее въ томъ, что все же имѣлось хотѣніе или чистое дѣланіе, какъ и удовлетвореніе, что было дано нѣчто для дѣятельности другихъ, обращаютъ въ сущность чистое дѣланіе иди произведеніе всецѣло дурное; вѣдь дурнымъ и должно быть названо такое, которое не является произведеніемъ. Наконецъ, яри удачѣ, когда дѣйствительность оказывается уже наличной, это бытіе и помимо дѣйствія становится самимъ дѣломъ.
Однако, истина этой честности въ томъ, что она совсѣмъ не такъ честна, какъ кажется. Она не можетъ быть настолько безсмысленной, чтобы на самомъ дѣлѣ оставить разрозненными эти отдѣльные моменты. Напротивъ, въ виду того, что они соотносятся другъ съ другомъ, она должна удерживать непосредственное сознаніе объ ихъ противоположности. Чистое дѣланіе есть существенное дѣланіе даннаго индивида, а это дѣланіе въ такой же мѣрѣ существенно есть дѣйствительность или дѣло; и, наоборотъ, дѣйствительность существенна лишь какъ его дѣланіе, а также и какъ дѣланіе вообще; а его дѣланіе существенно лишь, какъ дѣланіе вообще, и также, какъ дѣйствительность. Итакъ, въ то время, какъ индивидъ какъ будто бы заботится лишь о самомъ дѣлѣ, какъ абстрактной дѣйствительности, имѣется также забота о немъ, какъ объ его дѣланіи. Но точно также, будучи погруженъ въ процессъ дѣланія и суеты, онъ въ дѣйствительности заботится и о дѣлѣ, и о дѣлѣ, какъ о своемъ. Наконецъ, даже домогаясь, повидимому, лишь своего дѣла и своего дѣланія, онъ опять-таки заботится и о дѣлѣ вообще, или о пребывающей въ себѣ и для себя дѣйствительности.
Здѣсь само дѣло и его моменты являются въ качествѣ содержанія сознанія; но въ такой же мѣрѣ необходимо они суть и формы его. Они выступаютъ, какъ содержаніе, лишь затѣмъ, чтобы исчезнуть, и каждый уступаетъ мѣсто другому.. Поэтому они должны быть наличными въ опредѣленности, какъ снятые; а въ такомъ видѣ они суть стороны самого сознанія. Само дѣло имѣется, какъ бытіе въ себѣ или какъ рефлексія сознанія въ себя; а выясненіе моментовъ другъ другомъ выражается въ сознаніи такъ, что они полагаются не какъ сущіе въ себѣ, а лишь какъ сущіе для д р у-г о г о. Одинъ изъ моментовъ содержанія выявляется имъ на свѣтъ и представляется для другихъ; но сознаніе тотчасъ же рефлектируется изъ него въ себя, и въ немъ въ равной мѣрѣ имѣется противоположный; оно удерживаетъ его для себя, какъ свой. Не бываетъ также, чтобы одинъ изъ нихъ былъ лишь выявленъ наружу, а другой лишь сохраненъ внутри. Сознаніе чередуетъ ихъ, потому что оба должны сдѣлаться существенными и для него, и для другихъ. Цѣлое есть движущееся проникновеніе индивидуальности и всеобщаго. Но въ виду того, что это цѣлое для этого сознанія является лишь простой сущностью, а тѣмъ самымъ — лишь абстракціей самого дѣла, его моменты распадаются, какъ раздѣльные внѣ самого дѣла. Цѣло", какъ таковое, исчерпывается и представляется лишь раздѣльнымъ чередованіемъ то выявленія, то сохраненія для себя. Въ этомъ чередованіи сознаніе имѣетъ одинъ моментъ для себя и какъ существенный въ своей рефлексіи; другой же
бездеятельная действительность. Одно значение за другим возводится им в субъект этого предиката и забывается также последовательно. Теперь, в простом хотении или нехотении, само дела имеет значение пустой цели и мыслимого единства хотения и совершения. Утешение при уничтожении цели, состоящее в том, что всё же имелось хотение или чистое делание, как и удовлетворение, что было дано нечто для деятельности других, обращают в сущность чистое делание иди произведение всецело дурное; ведь дурным и должно быть названо такое, которое не является произведением. Наконец, яри удаче, когда действительность оказывается уже наличной, это бытие и помимо действия становится самим делом.
Однако, истина этой честности в том, что она совсем не так честна, как кажется. Она не может быть настолько бессмысленной, чтобы на самом деле оставить разрозненными эти отдельные моменты. Напротив, в виду того, что они соотносятся друг с другом, она должна удерживать непосредственное сознание об их противоположности. Чистое делание есть существенное делание данного индивида, а это делание в такой же мере существенно есть действительность или дело; и, наоборот, действительность существенна лишь как его делание, а также и как делание вообще; а его делание существенно лишь, как делание вообще, и также, как действительность. Итак, в то время, как индивид как будто бы заботится лишь о самом деле, как абстрактной действительности, имеется также забота о нём, как о его делании. Но точно также, будучи погружен в процесс делания и суеты, он в действительности заботится и о деле, и о деле, как о своем. Наконец, даже домогаясь, по-видимому, лишь своего дела и своего делания, он опять-таки заботится и о деле вообще, или о пребывающей в себе и для себя действительности.
Здесь само дело и его моменты являются в качестве содержания сознания; но в такой же мере необходимо они суть и формы его. Они выступают, как содержание, лишь затем, чтобы исчезнуть, и каждый уступает место другому.. Поэтому они должны быть наличными в определенности, как снятые; а в таком виде они суть стороны самого сознания. Само дело имеется, как бытие в себе или как рефлексия сознания в себя; а выяснение моментов друг другом выражается в сознании так, что они полагаются не как сущие в себе, а лишь как сущие для д р у-г о г о. Один из моментов содержания выявляется им на свет и представляется для других; но сознание тотчас же рефлектируется из него в себя, и в нём в равной мере имеется противоположный; оно удерживает его для себя, как свой. Не бывает также, чтобы один из них был лишь выявлен наружу, а другой лишь сохранен внутри. Сознание чередует их, потому что оба должны сделаться существенными и для него, и для других. Целое есть движущееся проникновение индивидуальности и всеобщего. Но в виду того, что это целое для этого сознания является лишь простой сущностью, а тем самым — лишь абстракцией самого дела, его моменты распадаются, как раздельные вне самого дела. Цело", как таковое, исчерпывается и представляется лишь раздельным чередованием то выявления, то сохранения для себя. В этом чередовании сознание имеет один момент для себя и как существенный в своей рефлексии; другой же
