въ отношеніи добродѣтели и обычнаго теченія жизни каждый изъ обоихъ членовъ является единствомъ и противоположностью этихъ моментовъ, т.-е. движеніемъ закона и индивидуальности относительно другъ друга, но движеніемъ противоположнымъ. Сознанію добродѣтели законъ является существеннымъ, а индивидуальность подлежащей снятію, и притомъ какъ въ самомъ сознаніи, такъ и въ обычномъ теченіи жизни. Въ сознаніи собственная индивидуальность должна находиться въ повиновеніи у всеобщаго, которое въ себѣ есть истинное и доброе, однако, тутъ оно остается еще личнымъ сознаніемъ. Только пожертвованіе всею личностью есть истинное повиновеніе, какъ гарантія того, что сознаніе, въ самомъ дѣлѣ, не осталось прикрѣпленнымъ къ единичностямъ. Въ этомъ отдѣльномъ пожертвованіи индивидуальность, вмѣстѣ съ тѣмъ, уничтожается обычнымъ теченіемъ жизни, потому что она есть и простой моментъ, общій обоимъ. Въ этомъ обычномъ теченіи жизни индивидуальность ведетъ себя способомъ, обратнымъ тому, какой установленъ въ добродѣтельномъ сознаніи, т.-е. она стремится сдѣлаться сущностью и, напротивъ, доброе и истинное въ себѣ подчинить себѣ. Обычное теченіе жизни есть, далѣе, и для добродѣтели не только такое искаженное индивидуальностью всеобщее, а и абсолютный порядокъ является равнымъ образомъ общественнымъ моментомъ, но только наличнымъ для сознанія въ обычномъ теченіи жизни, не въ качествѣ сущей дѣйствительности,^ какъ его внутренняя сущность. Слѣдовательно, не добродѣтель собственно должна произвести впервые этотъ порядокъ, потому что порожденіе, какъ дѣланіе, есть сознаніе индивидуальности, а послѣдняя скорѣе подлежитъ снятію. Но этимъ снятіемъ только очищается мѣсто бытію въ себѣ обычнаго теченія жизни, чтобы оно само въ себѣ и для себя вошло въ существованіе.
Всеобщее содержаніе дѣйствительнаго обычнаго теченія жизни уже обнаружилось; при ближайшемъ разсмотрѣніи оно есть снова не что иное, какъ оба предыдущихъ движенія самосознанія. Изъ нихъ возникла форма добродѣтели; будучи ея первоисточникомъ, такія движенія ей предшествуютъ,, однако, она стремится снять свой первоисточникъ и реализовать себя, т.-е. сдѣлаться существующей для себя. Слѣдовательно, съ одной стороны, обычное теченіе жизни является единичной индивидуальностью, ищущей удовольствія и наслажденія, однако, находящей въ нихъ свою гибель и этимъ удовлетворяющей всеобщее. Но самое это удовлетвореніе, какъ и остальные моменты этого отношенія, есть обратная форма и движеніе всеобщаго. Дѣйствительность есть только единичность удовольствія и наслажденія, а всеобщее имъ противоположно; оно есть необходимость, являющаяся только пустой формой всеобщаго, только отрицательнымъ противодѣйствіемъ и лишеннымъ содержанія дѣланіемъ. Другимъ моментомъ обычнаго теченія жизни является индивидуальность, которая хочетъ въ себѣ и для себя быть законамъ и въ такомъ самомнѣніи нарушаетъ устойчивый порядокъ. Правда, всеобщій законъ оберегаетъ себя отъ такого самомнѣнія и выступаетъ уже не какъ противоположный сознанію и пустой, не какъ мертвая необходимость, а какъ необходимость въ самомъ сознаніи. Но, существуя въ качествѣ сознательной связи абсолютно противорѣчивой дѣйствительности, сознаніе является безуміемъ, а будучи предметной дѣйствительностью, оно есть искаженность вообще. Правда, всеобщее обнаруживается,
в отношении добродетели и обычного течения жизни каждый из обоих членов является единством и противоположностью этих моментов, т. е. движением закона и индивидуальности относительно друг друга, но движением противоположным. Сознанию добродетели закон является существенным, а индивидуальность подлежащей снятию, и притом как в самом сознании, так и в обычном течении жизни. В сознании собственная индивидуальность должна находиться в повиновении у всеобщего, которое в себе есть истинное и доброе, однако, тут оно остается еще личным сознанием. Только пожертвование всею личностью есть истинное повиновение, как гарантия того, что сознание, в самом деле, не осталось прикрепленным к единичностям. В этом отдельном пожертвовании индивидуальность, вместе с тем, уничтожается обычным течением жизни, потому что она есть и простой момент, общий обоим. В этом обычном течении жизни индивидуальность ведет себя способом, обратным тому, какой установлен в добродетельном сознании, т. е. она стремится сделаться сущностью и, напротив, доброе и истинное в себе подчинить себе. Обычное течение жизни есть, далее, и для добродетели не только такое искаженное индивидуальностью всеобщее, а и абсолютный порядок является равным образом общественным моментом, но только наличным для сознания в обычном течении жизни, не в качестве сущей действительности,^ как его внутренняя сущность. Следовательно, не добродетель собственно должна произвести впервые этот порядок, потому что порождение, как делание, есть сознание индивидуальности, а последняя скорее подлежит снятию. Но этим снятием только очищается место бытию в себе обычного течения жизни, чтобы оно само в себе и для себя вошло в существование.
Всеобщее содержание действительного обычного течения жизни уже обнаружилось; при ближайшем рассмотрении оно есть снова не что иное, как оба предыдущих движения самосознания. Из них возникла форма добродетели; будучи её первоисточником, такие движения ей предшествуют,, однако, она стремится снять свой первоисточник и реализовать себя, т. е. сделаться существующей для себя. Следовательно, с одной стороны, обычное течение жизни является единичной индивидуальностью, ищущей удовольствия и наслаждения, однако, находящей в них свою гибель и этим удовлетворяющей всеобщее. Но самое это удовлетворение, как и остальные моменты этого отношения, есть обратная форма и движение всеобщего. Действительность есть только единичность удовольствия и наслаждения, а всеобщее им противоположно; оно есть необходимость, являющаяся только пустой формой всеобщего, только отрицательным противодействием и лишенным содержания деланием. Другим моментом обычного течения жизни является индивидуальность, которая хочет в себе и для себя быть законам и в таком самомнении нарушает устойчивый порядок. Правда, всеобщий закон оберегает себя от такого самомнения и выступает уже не как противоположный сознанию и пустой, не как мертвая необходимость, а как необходимость в самом сознании. Но, существуя в качестве сознательной связи абсолютно противоречивой действительности, сознание является безумием, а будучи предметной действительностью, оно есть искаженность вообще. Правда, всеобщее обнаруживается,
