рѣчіи непосредственно служатъ ему его сущностью, которая такимъ образомъ въ самой глубинѣ своей безумна.
Біеніе сердца для блага человѣчества переходитъ, такимъ образомъ, въ буйство безумнаго самомнѣнія, въ бѣшенство сознанія, стремящагося сохранить себя отъ разрушенія тѣмъ, что оно выбрасываетъ изъ себя свою искаженность, которая есть оно самое, и стремится видѣть въ ней и выразить ее, какъ другое. Такъ сознаніе утверждаетъ, что общій порядокъ установленъ фанатическими жрецами, утопающими въ роскоши деспотами и ихъ слугами, униженіемъ и угнетеніемъ вознаграждающими себя за собственное униженіе и къ невыразимому бѣдствію обманутаго человѣчества искажающими законъ сердца и его счастье. Въ такомъ безуміи сознаніе выражаетъ, и н д и в и д у а л ь н о сть искажающей и искаженной, но чуждой и случайной. Однако, сердце, т.-е. непосредственно желающая быть всеобщей единичность сознанія, само есть это искажающее и искаженное, а дѣланіе сердца порождаетъ только то, что это противорѣчіе входитъ въ его сознаніе. Законъ его сердца, т.-е. нѣчто просто мнимое, является для него истиной, которая не выноситъ дневного свѣта, какъ его выноситъ постоянный порядокъ, а скорѣе, показавшись при свѣтѣ, погибаетъ. Этотъ законъ сердца долженъ былъ обладать дѣйствительностью; цѣлью и сущностью сердца является законъ, какъ дѣйствительность, какъ значущій порядокъ, однако, дѣйствительность, т.-е. законъ, какъ значущій порядокъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, для него также непосредственно ничтоженъ. И его с о б-ственная дѣйствительность, само сердце въ качествѣ единичности сознанія, является своею сущностью, но его цѣль состоитъ въ томъ, чтобы установить единичность, какъ сущую. Такимъ образомъ непосредственно скорѣе его самость, какъ не единичная, является его сущностью, т.-е. цѣлью въ качествѣ закона, а тѣмъ самымъ въ качествѣ всеобщности, какою само сердце являлось бы для своего сознанія. При помощи его дѣланія это его понятіе становится его предметомъ; свою самость оно испытываетъ, такимъ образомъ, скорѣе въ качествѣ недѣйствительной, а недѣйствительность въ качествѣ своей дѣйствительности. Со всѣхъ сторонъ искаженнымъ въ себѣ и искажающимъ является, слѣдовательно, не случайная и чуждая индивидуальность, а именно это сердце.
Но такъ какъ искаженнымъ и искажающимъ является непосредственно всеобщая индивидуальность, то и этотъ общій порядокъ, будучи закономъ всѣхъ сердецъ, т.-е. сердецъ искаженныхъ, самъ въ себѣ является не менѣе искаженнымъ, какъ это обнаружило буйное помѣшательство. Одинъ разъ это обнаруживается въ томъ противодѣйствіи, которое законъ одного сердца встрѣтилъ въ другихъ единичныхъ сердцахъ, тому, чтобы быть за ко номъ всѣхъ сердецъ. Существующіе законы защищены отъ закона одного индивида, потому что они являются не безсознательной пустой и мертвой необходимостью, а духовной всеобщностью и субстанціей, гдѣ тѣ законы, въ которыхъ эта субстанція обладаетъ дѣйствительностью, живутъ въ качествѣ индивидовъ и сознаютъ самихъ себя. Такимъ образомъ, жалуясь на этотъ порядокъ, будто онъ противорѣчитъ внутреннему закону, и противопоставляя* ему мнѣнія сердца, они на самомъ дѣлѣ своими сердцами привязаны къ нему, какъ своей сущности, и, лишаясь этого порядка, или выходя изъ него сами, они
речии непосредственно служат ему его сущностью, которая таким образом в самой глубине своей безумна.
Биение сердца для блага человечества переходит, таким образом, в буйство безумного самомнения, в бешенство сознания, стремящегося сохранить себя от разрушения тем, что оно выбрасывает из себя свою искаженность, которая есть оно самое, и стремится видеть в ней и выразить ее, как другое. Так сознание утверждает, что общий порядок установлен фанатическими жрецами, утопающими в роскоши деспотами и их слугами, унижением и угнетением вознаграждающими себя за собственное унижение и к невыразимому бедствию обманутого человечества искажающими закон сердца и его счастье. В таком безумии сознание выражает, и н д и в и д у а л ь н о сть искажающей и искаженной, но чуждой и случайной. Однако, сердце, т. е. непосредственно желающая быть всеобщей единичность сознания, само есть это искажающее и искаженное, а делание сердца порождает только то, что это противоречие входит в его сознание. Закон его сердца, т. е. нечто просто мнимое, является для него истиной, которая не выносит дневного света, как его выносит постоянный порядок, а скорее, показавшись при свете, погибает. Этот закон сердца должен был обладать действительностью; целью и сущностью сердца является закон, как действительность, как значущий порядок, однако, действительность, т. е. закон, как значущий порядок, вместе с тем, для него также непосредственно ничтожен. И его с о б-ственная действительность, само сердце в качестве единичности сознания, является своею сущностью, но его цель состоит в том, чтобы установить единичность, как сущую. Таким образом непосредственно скорее его самость, как не единичная, является его сущностью, т. е. целью в качестве закона, а тем самым в качестве всеобщности, какою само сердце являлось бы для своего сознания. При помощи его делания это его понятие становится его предметом; свою самость оно испытывает, таким образом, скорее в качестве недействительной, а недействительность в качестве своей действительности. Со всех сторон искаженным в себе и искажающим является, следовательно, не случайная и чуждая индивидуальность, а именно это сердце.
Но так как искаженным и искажающим является непосредственно всеобщая индивидуальность, то и этот общий порядок, будучи законом всех сердец, т. е. сердец искаженных, сам в себе является не менее искаженным, как это обнаружило буйное помешательство. Один раз это обнаруживается в том противодействии, которое закон одного сердца встретил в других единичных сердцах, тому, чтобы быть за ко ном всех сердец. Существующие законы защищены от закона одного индивида, потому что они являются не бессознательной пустой и мертвой необходимостью, а духовной всеобщностью и субстанцией, где те законы, в которых эта субстанция обладает действительностью, живут в качестве индивидов и сознают самих себя. Таким образом, жалуясь на этот порядок, будто он противоречит внутреннему закону, и противопоставляя* ему мнения сердца, они на самом деле своими сердцами привязаны к нему, как своей сущности, и, лишаясь этого порядка, или выходя из него сами, они
