самой себя, или быть отрицаніемъ по отношенію къ этому положительному бытію въ себѣ.
Эта индивидуальность стремится такимъ образомъ спять противорѣчащую закону сердца необходимость вмѣстѣ съ причиняемымъ ею страданіемъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, это уже не легкомысліе предыдущей формы, желавшее только единичнаго удовольствія, а серьезность высокой цѣли, ищущая удовольствія въ проявленіи лучшей стороны своей собственной сущности и въ осуществленіи блага человѣчества. То, что она осуществляетъ, само является закономъ, а ея удовольствіе есть, вмѣстѣ съ тѣмъ, общее удовольствіе всѣхъ сердецъ. Оба для нея нераздѣльны; ея удовольствіе законосообразно, а осуществленіе закона, общаго человѣчеству, подготовляетъ ея единичное удовольствіе. Внутри самой себя индивидуальность и необходимость непосредственно суть одно и то же, законъ есть законъ сердца. Индивидуальность еще не сдвинулась со своего мѣста, и единство индивидуальности и необходимости еще не осуществилось ни ихъ посредствующимъ движеніемъ, ни путемъ воспитанія. Осуществленіе непосредственной невоспитанной сущности сводится къ тому, чтобы проявить лучшую сторону индивидуальности и достигнуть блага человѣчества.
Напротивъ, законъ, противостоящій закону • сердца, отдѣленъ отъ сердца и свободенъ для себя. Человѣчество, подчиненное этому закону, живетъ не въ счастливомъ единствѣ закона съ сердцемъ, а либо въ ихъ жестокомъ разрывѣ и страданіи, либо, по меньшей мѣрѣ, оно само лишаетъ себя наслажденія, если слѣдуетъ закону, и лишается сознанія собственнаго превосходства, если нарушаетъ его. Такъ какъ этотъ властный божественный и человѣческій порядокъ отдѣленъ отъ сердца, онъ является послѣднему иллюзіей, которая должна утратить то, что ей еще приписано, а именно власть и дѣйствительность. По своему содержанію онъ, правда, можетъ случайнымъ образомъ совпасть съ закономъ сердца, и тогда послѣднее можетъ его спокойно переносить. Но тогда сущностью закона сердца служитъ не законосообразное только, какъ таковое, а то, что въ немъ оно находитъ сознаніе самого себя, что оно себя удовлетворило въ немъ. Тамъ же, гдѣ содержаніе всеобщей необходимости не согласуется съ сердцемъ, она и по своему содержанію въ себѣ есть ничто и должна покориться закону сердца.
2. (Воплощеніе закона сердца въ дѣйствительность). Индивидъ, такимъ образомъ, выполняетъ законъ своего сердца; этотъ законъ становится общимъ порядкомъ, а удовольствіе становится дѣйствительностью, законосообразной въ себѣ и для себя. Но въ такомъ осуществленіи законъ на самомъ дѣлѣ ускользнулъ отъ индивида; онъ непосредственно сдѣлался только отношеніемъ, которое должно было быть снято. Именно благодаря своему осуществленію, законъ сердца перестаетъ быть закономъ сердца. Онъ получаетъ при этомъ форму бытія и является всеобщей властью, для которой безразлично это сердце, такъ что индивидъ, устанавливая свой собственный порядокъ, не находитъ его болѣе своимъ. Осуществленіемъ своего закона индивидъ вноситъ поэтому не свой законъ, а только осуществляетъ себя въ дѣйствительномъ порядкѣ, потому что, хотя это осуществленіе въ себѣ является его осуществленіемъ, но для него оно чуждо. И при этомъ онъ осуществляетъ себя въ такомъ порядкѣ не только
самой себя, или быть отрицанием по отношению к этому положительному бытию в себе.
Эта индивидуальность стремится таким образом спять противоречащую закону сердца необходимость вместе с причиняемым ею страданием. Вместе с тем, это уже не легкомыслие предыдущей формы, желавшее только единичного удовольствия, а серьезность высокой цели, ищущая удовольствия в проявлении лучшей стороны своей собственной сущности и в осуществлении блага человечества. То, что она осуществляет, само является законом, а её удовольствие есть, вместе с тем, общее удовольствие всех сердец. Оба для неё нераздельны; её удовольствие законосообразно, а осуществление закона, общего человечеству, подготовляет её единичное удовольствие. Внутри самой себя индивидуальность и необходимость непосредственно суть одно и то же, закон есть закон сердца. Индивидуальность еще не сдвинулась со своего места, и единство индивидуальности и необходимости еще не осуществилось ни их посредствующим движением, ни путем воспитания. Осуществление непосредственной невоспитанной сущности сводится к тому, чтобы проявить лучшую сторону индивидуальности и достигнуть блага человечества.
Напротив, закон, противостоящий закону • сердца, отделен от сердца и свободен для себя. Человечество, подчиненное этому закону, живет не в счастливом единстве закона с сердцем, а либо в их жестоком разрыве и страдании, либо, по меньшей мере, оно само лишает себя наслаждения, если следует закону, и лишается сознания собственного превосходства, если нарушает его. Так как этот властный божественный и человеческий порядок отделен от сердца, он является последнему иллюзией, которая должна утратить то, что ей еще приписано, а именно власть и действительность. По своему содержанию он, правда, может случайным образом совпасть с законом сердца, и тогда последнее может его спокойно переносить. Но тогда сущностью закона сердца служит не законосообразное только, как таковое, а то, что в нём оно находит сознание самого себя, что оно себя удовлетворило в нём. Там же, где содержание всеобщей необходимости не согласуется с сердцем, она и по своему содержанию в себе есть ничто и должна покориться закону сердца.
2. (Воплощение закона сердца в действительность). Индивид, таким образом, выполняет закон своего сердца; этот закон становится общим порядком, а удовольствие становится действительностью, законосообразной в себе и для себя. Но в таком осуществлении закон на самом деле ускользнул от индивида; он непосредственно сделался только отношением, которое должно было быть снято. Именно благодаря своему осуществлению, закон сердца перестает быть законом сердца. Он получает при этом форму бытия и является всеобщей властью, для которой безразлично это сердце, так что индивид, устанавливая свой собственный порядок, не находит его более своим. Осуществлением своего закона индивид вносит поэтому не свой закон, а только осуществляет себя в действительном порядке, потому что, хотя это осуществление в себе является его осуществлением, но для него оно чуждо. И при этом он осуществляет себя в таком порядке не только
