обнаруженіе существуетъ не какъ органъ, и не какъ рѣчь и признакъ, а какъ мертвая вещь, являющаяся внѣшней и непосредственной дѣйствительностью духа. То, что было снято еще въ самомъ началѣ, при наблюденіи неорганической природы, т.-е. что понятіе должно быть наличнымъ въ качествѣ вещи, теперь наблюденіе выставляетъ въ такомъ видѣ, что дѣлаетъ вещью саму дѣйствительность духа, или, наоборотъ, значеніе духа придаетъ мертвому бытію. Этимъ наблюденіе высказываетъ то, что было нашимъ понятіемъ о немъ, т.-е. что разумъ ищетъ своей собственной достовѣрности, какъ предметной дѣйствительности. Этимъ, правда, не предполагается, что духъ, представителемъ котораго является черепъ, выражается въ качествѣ вещи, и въ эту идею не нужно вкладывать никакого такъ называемаго матеріализма. Духъ и тутъ есть нѣчто иное, чѣмъ данная кость, но онъ есть, и это само по себѣ значитъ не что иное, какъ то, что онъ есть вещь. Если бытіе, какъ таковое, т.-е. вещественное бытіе, имѣетъ духъ своимъ предикатомъ, то истиннымъ выраженіемъ этому и будетъ то, что онъ таковъ, какова кость. Поэтому нужно считать въ высшей степени важнымъ найти истинное выраженіе сказанному о духѣ, что онъ есть. Если о духѣ сказано: онъ есть, обладаетъ бытіемъ, есть вещь, является единичной дѣйствительностью, то этимъ, правда, не под-разумѣвается нѣчто, что можно видѣть, или взять въ руку, толкнуть и т. д., по говорится именно это, а въ дѣйствительности сказанное выражается такъ, что бытіе духа есть кость.
Этотъ результатъ имѣетъ двоякое значеніе, во-первыхъ, истинное, поскольку онъ является восполненіемъ результата предыдущаго движенія самосознанія. Несчастное самосознаніе отчуждало отъ себя свою самостоятельность и выталкивало изъ себя свое для себя бытіе, низводя его до вещи. Этимъ оно возвращалось изъ самосознанія обратно въ сознаніе, т.-е. въ сознаніе, предметъ котораго есть бытіе, есть вещь; но то, что есть вещь, въ данномъ случаѣ есть самосознаніе, оно есть, слѣдовательно, единство я и бытія, есть категорія. Когда предметъ такимъ образомъ опредѣленъ для сознанія, онъ имѣетъ разумъ. Сознаніе, такъ же какъ и самосознаніе, въ себѣ есть собственно разумъ; но только о сознаніи, предметъ котораго опредѣлился какъ категорія, можно сказать, что оно обладаетъ разумомъ. Однако, это еще не означаетъ знанія о томъ, чтб есть разумъ. Категорія, которая есть непосредственное единство бытія и себя, должна пройти обѣ формы, а передъ наблюдающимъ сознаніемъ она изображается именно въ формѣ бытія. Въ своемъ результатѣ сознаніе высказываетъ въ видѣ положенія то, безсознательной достовѣрностью чего оно является, — положенія, заключающагося въ понятіи разума. Это есть безконечное сужденіе, что самость есть вещь, — сужденіе, снимающее само себя. Этотъ результатъ, такимъ образомъ, прямо приводитъ къ категоріи, которая является такой, себя снимающей, противоположностью. Чистая категорія, существующая для сознанія въ формѣ бытія, иди непосредственности, есть еще неопосредствованный, только наличный иредметъ, а сознаніе — такое же непосредственное дѣйствіе. Моментъ безконечнаго сужденія есть переходъ непосредственности въ опосредствованность, т.-е. отрицательность. Наличный предметъ этимъ опредѣлился какъ отрицательный, сознаніе же его, какъ самосозианіе, или категорія, которая, пройдя въ на
обнаружение существует не как орган, и не как речь и признак, а как мертвая вещь, являющаяся внешней и непосредственной действительностью духа. То, что было снято еще в самом начале, при наблюдении неорганической природы, т. е. что понятие должно быть наличным в качестве вещи, теперь наблюдение выставляет в таком виде, что делает вещью саму действительность духа, или, наоборот, значение духа придает мертвому бытию. Этим наблюдение высказывает то, что было нашим понятием о нём, т. е. что разум ищет своей собственной достоверности, как предметной действительности. Этим, правда, не предполагается, что дух, представителем которого является череп, выражается в качестве вещи, и в эту идею не нужно вкладывать никакого так называемого материализма. Дух и тут есть нечто иное, чем данная кость, но он есть, и это само по себе значит не что иное, как то, что он есть вещь. Если бытие, как таковое, т. е. вещественное бытие, имеет дух своим предикатом, то истинным выражением этому и будет то, что он таков, какова кость. Поэтому нужно считать в высшей степени важным найти истинное выражение сказанному о духе, что он есть. Если о духе сказано: он есть, обладает бытием, есть вещь, является единичной действительностью, то этим, правда, не под-разумевается нечто, что можно видеть, или взять в руку, толкнуть и т. д., по говорится именно это, а в действительности сказанное выражается так, что бытие духа есть кость.
Этот результат имеет двоякое значение, во-первых, истинное, поскольку он является восполнением результата предыдущего движения самосознания. Несчастное самосознание отчуждало от себя свою самостоятельность и выталкивало из себя свое для себя бытие, низводя его до вещи. Этим оно возвращалось из самосознания обратно в сознание, т. е. в сознание, предмет которого есть бытие, есть вещь; но то, что есть вещь, в данном случае есть самосознание, оно есть, следовательно, единство я и бытия, есть категория. Когда предмет таким образом определен для сознания, он имеет разум. Сознание, так же как и самосознание, в себе есть собственно разум; но только о сознании, предмет которого определился как категория, можно сказать, что оно обладает разумом. Однако, это еще не означает знания о том, чтб есть разум. Категория, которая есть непосредственное единство бытия и себя, должна пройти обе формы, а перед наблюдающим сознанием она изображается именно в форме бытия. В своем результате сознание высказывает в виде положения то, бессознательной достоверностью чего оно является, — положения, заключающегося в понятии разума. Это есть бесконечное суждение, что самость есть вещь, — суждение, снимающее само себя. Этот результат, таким образом, прямо приводит к категории, которая является такой, себя снимающей, противоположностью. Чистая категория, существующая для сознания в форме бытия, иди непосредственности, есть еще неопосредствованный, только наличный иредмет, а сознание — такое же непосредственное действие. Момент бесконечного суждения есть переход непосредственности в опосредствованность, т. е. отрицательность. Наличный предмет этим определился как отрицательный, сознание же его, как самосозиание, или категория, которая, пройдя в на
