самъ духъ не есть что-либо абстрактно простое, а является системой движеній, гдѣ онъ различаетъ себя въ моментахъ, но въ этомъ различеніи самъ остается свободнымъ, и такъ какъ онъ вообще расчленяетъ свое тѣло по различнымъ отправленіямъ, поручая каждой его отдѣльной части только одно изъ нихъ, то можно представить себѣ, что текучее бытіе его бытія въ себѣ, есть бытіе расчлененное. Повидимому, такъ это и слѣдуетъ представить, потому что рефлектированное въ себя бытіе духа въ мозгу само опять-таки является только посредникомъ между его чистой сущностью и его тѣлесной расчлененностью, посредникомъ, который долженъ заключать въ себѣ природу обѣихъ, а слѣдовательно, со стороны послѣдней и сущую расчлененность.
Вмѣстѣ съ тѣмъ, духовно-органическое бытіе обладаетъ необходимой стороной покойнаго и устойчиваго наличнаго бытія; бытіе духовное, какъ крайность бытія для себя, должно вернуться въ себя обратно, противопоставляя себя покойному наличному бытію, какъ другой крайности, затѣмъ являющейся предметомъ, на который первое воздѣйствуетъ въ качествѣ причины. Если же головной и спинной мозгъ являются такимъ тѣлеснымъ бытіемъ для себя духа, то череиъ и позвоночный столбъ являются другой, отдѣленной отъ нихъ, крайностью, т.-е. устойчивой, покоящейся вещью. Но такъ какъ каждому, когда онъ думаетъ объ особомъ мѣстонахожденіи наличнаго бытія духа, приходитъ на умъ не спина, а только голова, то мы удовольствуемся этимъ, — не слишкомъ плохимъ для изслѣдуемаго нами знанія, — основаніемъ, чтобы ограничить это наличное бытіе черепомъ. Правда, иному можетъ" придти на умъ и спина, на томъ основаніи, что иногда и черезъ нее отчасти получаются, отчасти проявляются знаніе и дѣланіе, но это не могло бы быть доказательствомъ въ пользу того, чтобы разсматривать спинной мозгъ, какъ мѣсто, обитаемое духомъ, а позвоночный столбъ, какъ соотвѣтствующее ему наличное бытіе; не могло бы быть доказательствомъ потому, что доказывало бы слишкомъ много. Можно вспомнить, что существуютъ и другіе внѣшніе пути, 'чтобы подойти къ дѣятельности духа, съ цѣлью, смотря по желанію, пробудить ее или задержать. Такимъ образомъ, позвоночный столбъ устраняется съ полнымъ правомъ, и эта конструкція не хуже многихъ другихъ натурфилософскихъ ученій, что черепъ одинъ не заключаетъ въ себѣ органовъ духа. Такое значеніе черепа исключено уже прежде изъ понятія разсматриваемаго отношенія, ставящаго черепъ на сторопу наличнаго бытія, или, если не обращаться къ самому понятію, то и опытъ учитъ, что нельзя убить, украсть, сочинить стихи и т. д. посредствомъ черепа, какъ можно видѣть посредствомъ глаза, беря его въ качествѣ органа зрѣнія. Поэтому нельзя еще пользоваться выраженіемъ <о р г а н ъ", которое могло бы вмѣстить такое значеніе черепа. Хотя обыкновенно говоритъ, что для разумнаго человѣка дѣло не въ словахъ, а въ самой сути, но этого, однако, не слѣдуетъ принимать за разрѣшеніе обозначать суть неподобающими ей словами. Думать и утверждать, что отсутствуетъ только правильное слово и скрывать отъ себя, что на самомъ дѣлѣ, не хватаетъ сути, т.-е. понятія, — это создастъ и неудобство, и обманъ; будь понятіе на лицо, нашлось бы для него и подходящее слово. Прежде всего тутъ опредѣлилось только то, что какъ мозгъ есть живая голова, такъ черепъ есть caput mortuum.
[(ß). Отношеніе формы череиа къ индивидуальности]. Въ этомъ мертвомъ бы
сам дух не есть что-либо абстрактно простое, а является системой движений, где он различает себя в моментах, но в этом различении сам остается свободным, и так как он вообще расчленяет свое тело по различным отправлениям, поручая каждой его отдельной части только одно из них, то можно представить себе, что текучее бытие его бытия в себе, есть бытие расчлененное. По-видимому, так это и следует представить, потому что рефлектированное в себя бытие духа в мозгу само опять-таки является только посредником между его чистой сущностью и его телесной расчлененностью, посредником, который должен заключать в себе природу обеих, а следовательно, со стороны последней и сущую расчлененность.
Вместе с тем, духовно-органическое бытие обладает необходимой стороной покойного и устойчивого наличного бытия; бытие духовное, как крайность бытия для себя, должно вернуться в себя обратно, противопоставляя себя покойному наличному бытию, как другой крайности, затем являющейся предметом, на который первое воздействует в качестве причины. Если же головной и спинной мозг являются таким телесным бытием для себя духа, то череиъ и позвоночный столб являются другой, отделенной от них, крайностью, т. е. устойчивой, покоящейся вещью. Но так как каждому, когда он думает об особом местонахождении наличного бытия духа, приходит на ум не спина, а только голова, то мы удовольствуемся этим, — не слишком плохим для исследуемого нами знания, — основанием, чтобы ограничить это наличное бытие черепом. Правда, иному может" придти на ум и спина, на том основании, что иногда и через нее отчасти получаются, отчасти проявляются знание и делание, но это не могло бы быть доказательством в пользу того, чтобы рассматривать спинной мозг, как место, обитаемое духом, а позвоночный столб, как соответствующее ему наличное бытие; не могло бы быть доказательством потому, что доказывало бы слишком много. Можно вспомнить, что существуют и другие внешние пути, 'чтобы подойти к деятельности духа, с целью, смотря по желанию, пробудить ее или задержать. Таким образом, позвоночный столб устраняется с полным правом, и эта конструкция не хуже многих других натурфилософских учений, что череп один не заключает в себе органов духа. Такое значение черепа исключено уже прежде из понятия рассматриваемого отношения, ставящего череп на сторопу наличного бытия, или, если не обращаться к самому понятию, то и опыт учит, что нельзя убить, украсть, сочинить стихи и т. д. посредством черепа, как можно видеть посредством глаза, беря его в качестве органа зрения. Поэтому нельзя еще пользоваться выражением <о р г а н ъ", которое могло бы вместить такое значение черепа. Хотя обыкновенно говорит, что для разумного человека дело не в словах, а в самой сути, но этого, однако, не следует принимать за разрешение обозначать суть неподобающими ей словами. Думать и утверждать, что отсутствует только правильное слово и скрывать от себя, что на самом деле, не хватает сути, т. е. понятия, — это создаст и неудобство, и обман; будь понятие на лицо, нашлось бы для него и подходящее слово. Прежде всего тут определилось только то, что как мозг есть живая голова, так череп есть caput mortuum.
[(ß). Отношение формы череиа к индивидуальности]. В этом мертвом бы
