устойчиваго по отношенію къ другимъ индивидуальностямъ, но такъ какъ эти продукты относятся къ внутреннему, которое они содержатъ въ себѣ, какъ обособленное безразличное внѣшнее, то они въ качествѣ внутренняго благодаря самому индивиду могутъ быть другимъ, чѣмъ они кажутся. Индивидъ можетъ или съ намѣреніемъ сдѣлать ихъ для явленія другими, нежели они суть въ дѣйствительности, или же можетъ быть недостаточно ловокъ, чтобы придать себѣ ту наружность, какую онъ собственно хотѣлъ, и такъ утвердить ее, чтобы его произведеніе не могло быть извращено другими. Такимъ образомъ, дѣланіе, какъ законченное произведеніе, имѣетъ два противоположныхъ значенія: или внутренней индивидуальности, а не ея выраженія, или, въ качествѣ внѣшняго, свободной отъ внутренняго дѣйствительности, которая есть нѣчто совершенно иное, чѣмъ внутренняя индивидуальность. Благодаря такой двусмысленности, мы должны еще посмотрѣть, какъ внутреннее въ самомъ индивидѣ существуетъ очевиднымъ, т.-е. внѣшнимъ образомъ. Но въ органѣ оно существуетъ только какъ само непосредственное дѣланіе, достигающее обнаруженія въ дѣлѣ, которое, можетъ-быть, представляетъ собою внутренній міръ, а, можетъ-быть, и нѣтъ. Органъ, разсматриваемый въ этой противоположности, такимъ образомъ не гарантируетъ искомаго выраженія внутренняго внѣшнимъ.
Итакъ, если бы внѣшняя форма только до тѣхъ поръ могла выражать внутреннюю индивидуальность, пока эта форма не есть органъ или дѣланіе, а является покоящимся цѣлымъ, то она была бы пребывающей вещью, спокойно принимающей внутреннее, какъ чуждое, въ свое пассивное наличное бытіе и становящейся поэтому его признакомъ. Такой признакъ есть случайное внѣшнее выраже-піе, дѣйствительная сторона котораго для себя лишена значенія; рѣчь, тоны и связи тоновъ которой не являются для нея сутью, но связаны съ нею свободнымъ произволомъ и случайны для нея.
Такая произвольная связь того, что другъ для друга является внѣшнимъ, не даетъ никакого закона. Но физіономика отличается отъ другихъ дурвыхъ фокусовъ п фальшивыхъ наукъ тѣмъ, что она разсматриваетъ опредѣленную индивидуальность въ необходимой противоположности внутренняго и внѣшняго, характера, какъ сознательной сущности, и его же, какъ сущей формы, связывая эти моменты такъ, какъ они связаны по ихъ понятію, а потому должны составить содержаніе закона. Въ астрологіи, хиромантіи и другихъ подобныхъ наукахъ, напротивъ, внѣшнее связывается, повидимому, только съ внѣшнимъ же, т.-е. съ чѣмъ-то ему совершенно чуждымъ. Такое-то положеніе свѣтилъ при рожденіи, или, приблизивъ внѣшнее къ тѣлу, — т а к і я - т о черты на рукѣ являются внѣшними моментами ио отношенію къ продолжительности или краткости жизни, или вообще къ судьбѣ отдѣльнаго человѣка. Какъ внѣшніе, они безразличны одинъ къ другому и не имѣютъ одинъ для другого необходимости, которая должна заключаться въ отношеніи внѣшняго къ внутреннему.
Конечно, рука, повидимому, не является для судьбы чѣмъ-то совсѣмъ уже внѣшнимъ, а имѣетъ къ ней, скорѣе, внутреннее отношеніе. Вѣдь и судьба есть опять-таки только явленіе того, что въ себѣ есть опредѣленная индивидуальность, какъ внутренняя изначальная* опредѣленность. Къ знанію того, чѣмъ
устойчивого по отношению к другим индивидуальностям, но так как эти продукты относятся к внутреннему, которое они содержат в себе, как обособленное безразличное внешнее, то они в качестве внутреннего благодаря самому индивиду могут быть другим, чем они кажутся. Индивид может или с намерением сделать их для явления другими, нежели они суть в действительности, или же может быть недостаточно ловок, чтобы придать себе ту наружность, какую он собственно хотел, и так утвердить ее, чтобы его произведение не могло быть извращено другими. Таким образом, делание, как законченное произведение, имеет два противоположных значения: или внутренней индивидуальности, а не её выражения, или, в качестве внешнего, свободной от внутреннего действительности, которая есть нечто совершенно иное, чем внутренняя индивидуальность. Благодаря такой двусмысленности, мы должны еще посмотреть, как внутреннее в самом индивиде существует очевидным, т. е. внешним образом. Но в органе оно существует только как само непосредственное делание, достигающее обнаружения в деле, которое, может быть, представляет собою внутренний мир, а, может быть, и нет. Орган, рассматриваемый в этой противоположности, таким образом не гарантирует искомого выражения внутреннего внешним.
Итак, если бы внешняя форма только до тех пор могла выражать внутреннюю индивидуальность, пока эта форма не есть орган или делание, а является покоящимся целым, то она была бы пребывающей вещью, спокойно принимающей внутреннее, как чуждое, в свое пассивное наличное бытие и становящейся поэтому его признаком. Такой признак есть случайное внешнее выраже-пие, действительная сторона которого для себя лишена значения; речь, тоны и связи тонов которой не являются для неё сутью, но связаны с нею свободным произволом и случайны для неё.
Такая произвольная связь того, что друг для друга является внешним, не дает никакого закона. Но физиономика отличается от других дурвых фокусов п фальшивых наук тем, что она рассматривает определенную индивидуальность в необходимой противоположности внутреннего и внешнего, характера, как сознательной сущности, и его же, как сущей формы, связывая эти моменты так, как они связаны по их понятию, а потому должны составить содержание закона. В астрологии, хиромантии и других подобных науках, напротив, внешнее связывается, по-видимому, только с внешним же, т. е. с чем-то ему совершенно чуждым. Такое-то положение светил при рождении, или, приблизив внешнее к телу, — т а к і я - т о черты на руке являются внешними моментами ио отношению к продолжительности или краткости жизни, или вообще к судьбе отдельного человека. Как внешние, они безразличны один к другому и не имеют один для другого необходимости, которая должна заключаться в отношении внешнего к внутреннему.
Конечно, рука, по-видимому, не является для судьбы чем-то совсем уже внешним, а имеет к ней, скорее, внутреннее отношение. Ведь и судьба есть опять-таки только явление того, что в себе есть определенная индивидуальность, как внутренняя изначальная* определенность. К знанию того, чем
