чаются отъ другого и существуютъ для себя. Признаки не только должны имѣть существенное отношеніе къ познанію, но и быть существенными опредѣленіями вещей, такъ что искусственная система должна согласоваться съ системой самой природы и выражать только ее. Это необходимо вытекаетъ изъ понятія разума и выражается имъ инстинктивно, такъ какъ въ данномъ случаѣ мы наблюдаемъ поведеніе разума только какъ инстинкта. Инстинктивно разумъ достигаетъ въ своихъ системахъ такого единства, въ которомъ его предметы именно такъ и созданы, что существенность или бытіе для себя они имѣютъ въ себѣ, а не являются только случайностью даннаго мгновенія, или даннаго здѣсь. Напримѣръ, за отличительные признаки животнаго принимаютъ особенности его копытъ и зубовъ; и въ самомъ дѣлѣ не только познаніе отличаетъ этимъ путемъ одно животное отъ другого, но животное само выдѣляется такимъ образомъ, сохраняетъ этимъ себя для себя и отдѣляетъ себя отъ всеобщаго. Въ противоположность животному, растеніе не приходитъ къ бытію для себя, а только касается границъ индивидуальности; поэтому его берутъ и различаютъ именно въ этой границѣ, гдѣ оно обнаруживаетъ видимость распаденія на два пола. То же, что но своему развитію стоитъ еще ниже, уже не можетъ само отличать себя отъ другого и теряется, переходя въ противоположное. Покоящееся бытіе и бытіе относительное вступаютъ въ споръ между собою; вещь въ относительномъ бытіи есть нѣчто иное, нежели въ покоящемся, тогда какъ индивидъ, напротивъ, есть то, что сохраняетъ себя въ своемъ отношеніи къ другому. Но то, что неспособно къ этому и что химически является другимъ, чѣмъ эмпирически, спутываетъ познаніе и переноситъ въ него тотъ же споръ, должно ли оно держаться той или другой стороны, такъ какъ сама вещь не есть что-либо остающееся однимъ и тѣмъ же, и эги стороны въ ней распадаются.
Такимъ образомъ, въ подобныхъ всеобщихъ системахъ того, что остается равнымъ себѣ, послѣднее имѣетъ значеніе остающагося равнымъ себѣ какъ въ познаніи, такъ и въ самихъ вещахъ. Однако,это расширеніе остающихся равными опредѣленностей, изъ которыхъ каждая спокойно описываетъ линію своего движенія и сохраняетъ за собою свое пространство, чтобы не стѣснять 4) себя, въ сущности переходитъ въ свою противоположность, въ смѣшеніе этихъ опредѣленностей. Признакъ, всеобщая опредѣленность, есть единство противоположнаго, — опредѣленнаго и въ себѣ всеобщаго, а потому они должны порознь вступать въ эту противоположность. Если, такимъ образомъ, съ одной стороны, опредѣленность побѣждаетъ всеобщее, которое является ея сущностью, то всеобщее, со своей стороны, сохраняетъ и господство надъ нею, втискиваетъ опредѣленность въ ея границы и смѣшиваетъ тамъ ея различія и существенности. Наблюденіе, которое удерживало ихъ въ порядкѣ порознь и‘полагало, что имѣетъ въ нихъ нѣчто твердое, видитъ, какъ одинъ принципъ захватываетъ другіе, образуются переходы и смѣшенія, и въ нихъ связывается вмѣстѣ то, что оно сначала принимало за просто раздѣленное, и раздѣляется то, что оно считало соединеннымъ. Здѣсь, именно въ самыхъ всеобщихъ опредѣленіяхъ,
9 "Глаголъ gewähren" употребляется въ настоящее время въ этомъ смыслѣ еще въ разговорной рѣчи: jemanden gewähren lassen, т.-е. каждому дать волю.
чаются от другого и существуют для себя. Признаки не только должны иметь существенное отношение к познанию, но и быть существенными определениями вещей, так что искусственная система должна согласоваться с системой самой природы и выражать только ее. Это необходимо вытекает из понятия разума и выражается им инстинктивно, так как в данном случае мы наблюдаем поведение разума только как инстинкта. Инстинктивно разум достигает в своих системах такого единства, в котором его предметы именно так и созданы, что существенность или бытие для себя они имеют в себе, а не являются только случайностью данного мгновения, или данного здесь. Например, за отличительные признаки животного принимают особенности его копыт и зубов; и в самом деле не только познание отличает этим путем одно животное от другого, но животное само выделяется таким образом, сохраняет этим себя для себя и отделяет себя от всеобщего. В противоположность животному, растение не приходит к бытию для себя, а только касается границ индивидуальности; поэтому его берут и различают именно в этой границе, где оно обнаруживает видимость распадения на два пола. То же, что но своему развитию стоит еще ниже, уже не может само отличать себя от другого и теряется, переходя в противоположное. Покоящееся бытие и бытие относительное вступают в спор между собою; вещь в относительном бытии есть нечто иное, нежели в покоящемся, тогда как индивид, напротив, есть то, что сохраняет себя в своем отношении к другому. Но то, что неспособно к этому и что химически является другим, чем эмпирически, спутывает познание и переносит в него тот же спор, должно ли оно держаться той или другой стороны, так как сама вещь не есть что-либо остающееся одним и тем же, и эги стороны в ней распадаются.
Таким образом, в подобных всеобщих системах того, что остается равным себе, последнее имеет значение остающегося равным себе как в познании, так и в самих вещах. Однако,это расширение остающихся равными определенностей, из которых каждая спокойно описывает линию своего движения и сохраняет за собою свое пространство, чтобы не стеснять 4) себя, в сущности переходит в свою противоположность, в смешение этих определенностей. Признак, всеобщая определенность, есть единство противоположного, — определенного и в себе всеобщего, а потому они должны порознь вступать в эту противоположность. Если, таким образом, с одной стороны, определенность побеждает всеобщее, которое является её сущностью, то всеобщее, со своей стороны, сохраняет и господство над нею, втискивает определенность в её границы и смешивает там её различия и существенности. Наблюдение, которое удерживало их в порядке порознь и‘полагало, что имеет в них нечто твердое, видит, как один принцип захватывает другие, образуются переходы и смешения, и в них связывается вместе то, что оно сначала принимало за просто разделенное, и разделяется то, что оно считало соединенным. Здесь, именно в самых всеобщих определениях,
9 "Глагол gewähren" употребляется в настоящее время в этом смысле еще в разговорной речи: jemanden gewähren lassen, т. е. каждому дать волю.