Но сознаніе, какъ сущность, само есть весь этотъ путь, состоящій въ томъ, чтобы изъ себя, какъ простой категоріи, перейти въ единичность и предметъ, и въ предметѣ созерцать тотъ же путь, снять предметъ, какъ различенный, присвоить его себѣ и выразить себя, какъ увѣренность въ томъ, что оно составляетъ всю реальность, какъ свою собственную, такъ и своего предмета.
Его первоначальное высказываніе есть, однако, пустыя, абстрактныя слова, что все принадлежитъ ему, потому что увѣренность, что оно составляетъ всю реальность, сначала есть чистая категорія. Этотъ первоначальный разумъ, узнающій себя въ предметѣ, выражается пустымъ идеализмомъ, постигающимъ разумъ только въ такомъ видѣ, въ какомъ онъ является себѣ сначала и воображающимъ, что, указавъ во всякомъ бытіи чистое мое сознанія и изображая вещи какъ ощущенія или представленія, онъ показалъ сознаніе въ качествѣ полной реальности. Поэтому такой идеализмъ одновременно долженъ быть й абсолютнымъ эмпиризмомъ, потому что для наполненія пустоты моего, т.-е. для различія и всяческаго его развитія и формированія, разумъ нуждается въ чуждомъ толчкѣ *), въ которомъ только и заключалось бы многообразіе процесса ощущенія и представливанія. Этотъ идеализмъ становится поэтому такою же противорѣчивой двусмысленностью, какою былъ скептицизмъ, съ тою только разницей, что онъ выражаетъ въ положительной формѣ то, что скептицизмъ выражалъ въ отрицательной. Онъ такъ же мало примиряетъ свои противорѣчивыя идеи чистаго сознанія, какъ всей реальности, и чуждаго толчка или чувственнаго ощущенія и представливанія, какъ такой же реальности, а бросается отъ одного къ другому и попадаетъ въ плохую, т.-е. чувственную безконечность. Если разумъ есть вся реальность въ значеніи абстрактнаго моего, а другое безразлично и чуждо ему, то этимъ устанавливается именно то знаніе разума о другомъ, которое уже встрѣчалось какъ мнѣніе и восприниманіе съ одной стороны, и, какъ разсудокъ, постигающій воспринятое и то, о чемъ съ другой составлено мнѣніе. Но самымъ понятіемъ такого идеализма утверждается, что оно не есть истинное знаніе, потому что только единство апперцепціи является истиной знанія. Такимъ образомъ чистый разумъ этого идеализма, посредствомъ самого себя добираясь до другого, которое для него имѣетъ существенное значеніе, т.-е. существуетъ въ себѣ, но котораго онъ, однако, не имѣетъ въ себѣ самомъ, отсылается снова къ тому знанію, которое пе есть знаніе истиннаго. Разумъ, такимъ образомъ, завѣдомо и по доброй волѣ осуждаетъ себя на неистинное знаніе и не можетъ отстать отъ мнѣнія и воспринп-манія, которыя для него же самого не обладаютъ никакой истиной. Онъ находится въ непосредственномъ противорѣчіи, утверждая въ качествѣ сущности двойственное, т.-е. прямо противоположное, — единство апперцепціи и, въ то же время, вещь, которая, будетъ ли она называться чуждымъ толчкомъ, эмпирической сущностью, чувственностью, или вещью въ себѣ, остается по самому своему понятію чуждой этому единству.
Этотъ идеализмъ остается въ такомъ противорѣчіи потому, что онъ утверждаетъ какъ истину абстрактное понятіе разума; отсюда для него непосредственно возникаетъ и реальность какъ такая, которая не есть реальность разума,
9 Напр., у Фихтѳ.
Но сознание, как сущность, само есть весь этот путь, состоящий в том, чтобы из себя, как простой категории, перейти в единичность и предмет, и в предмете созерцать тот же путь, снять предмет, как различенный, присвоить его себе и выразить себя, как уверенность в том, что оно составляет всю реальность, как свою собственную, так и своего предмета.
Его первоначальное высказывание есть, однако, пустые, абстрактные слова, что всё принадлежит ему, потому что уверенность, что оно составляет всю реальность, сначала есть чистая категория. Этот первоначальный разум, узнающий себя в предмете, выражается пустым идеализмом, постигающим разум только в таком виде, в каком он является себе сначала и воображающим, что, указав во всяком бытии чистое мое сознания и изображая вещи как ощущения или представления, он показал сознание в качестве полной реальности. Поэтому такой идеализм одновременно должен быть й абсолютным эмпиризмом, потому что для наполнения пустоты моего, т. е. для различия и всяческого его развития и формирования, разум нуждается в чуждом толчке *), в котором только и заключалось бы многообразие процесса ощущения и представливания. Этот идеализм становится поэтому такою же противоречивой двусмысленностью, какою был скептицизм, с тою только разницей, что он выражает в положительной форме то, что скептицизм выражал в отрицательной. Он так же мало примиряет свои противоречивые идеи чистого сознания, как всей реальности, и чуждого толчка или чувственного ощущения и представливания, как такой же реальности, а бросается от одного к другому и попадает в плохую, т. е. чувственную бесконечность. Если разум есть вся реальность в значении абстрактного моего, а другое безразлично и чуждо ему, то этим устанавливается именно то знание разума о другом, которое уже встречалось как мнение и воспринимание с одной стороны, и, как рассудок, постигающий воспринятое и то, о чём с другой составлено мнение. Но самым понятием такого идеализма утверждается, что оно не есть истинное знание, потому что только единство апперцепции является истиной знания. Таким образом чистый разум этого идеализма, посредством самого себя добираясь до другого, которое для него имеет существенное значение, т. е. существует в себе, но которого он, однако, не имеет в себе самом, отсылается снова к тому знанию, которое пе есть знание истинного. Разум, таким образом, заведомо и по доброй воле осуждает себя на неистинное знание и не может отстать от мнения и воспринп-мания, которые для него же самого не обладают никакой истиной. Он находится в непосредственном противоречии, утверждая в качестве сущности двойственное, т. е. прямо противоположное, — единство апперцепции и, в то же время, вещь, которая, будет ли она называться чуждым толчком, эмпирической сущностью, чувственностью, или вещью в себе, остается по самому своему понятию чуждой этому единству.
Этот идеализм остается в таком противоречии потому, что он утверждает как истину абстрактное понятие разума; отсюда для него непосредственно возникает и реальность как такая, которая не есть реальность разума,
9 Напр., у Фихтф.
