между человѣкомъ и міромъ, тѣсная связь каждаго индивида со своимъ народомъ — вотъ что притягивало Гегеля къ грекамъ и римлянамъ. Въ своихъ "Фрагментахъ о
. народной религіи и христіанствѣ", относящихся къ 1794 году, онъ пишетъ: "изъ \ далекихъ дней прошлаго навстрѣчу душѣ, которая чувствуетъ человѣческую кра-) еоту и величіе въ великомъ, встаетъ образъ геніальнаго народа, сына счастья I и свободы, питомца прекрасной фантазіи. Мѣдная цѣпь потребностей, правда, и его г приковала къ матери-землѣ, но онъ такъ ее обработалъ^своимъ чувствомъ и своею \ фантазіей, такъ утончилъ, облагородилъ, обвилъ розами^ что онъ чувствуетъ себя въ \^ѳтихъ оковахъ, какъ въ своемъ собственномъ произведеніи, какъ въ части самого себя" *)•
Эти слова нельзя разсматривать только какъ проявленіе юношескаго увлеченія, они ^^характеризуютъ общее настроеніе и уже начинающее слагаться міросозерцаніе Гегеля. Г Когда Гегель занималъ мѣсто директора Нюренбергской гимназіи, онъ въ рѣчахъ, произнесенныхъ имъ на школьныхъ актахъ, выступаетъ защитникомъ классицизма и настаиваетъ на томъ, что подготовка къ научнымъ занятіямъ должна быть основана на знакомствѣ съ греками и римлянами. Въ рѣчи, сказанной 29 сентября
1809 года, онъ указываетъ, что античный міръ въ теченіе нѣсколькихъ тысячелѣтій былъ той почвой, на которой возникаетъ всякая культура, изъ которой она вырастаетъ, находясь съ нею въ постоянной связи. Охарактеризовавъ совершенство и красоту мастерскихъ твореній грековъ и римлянъ, Гегель настаиваетъ на томъ, что они должны быть духовною купелью, крещеніемъ для непосвященныхъ, дающимъ душѣ неизгладимый отпечатокъ и сообщающимъ вкусъ къ искусству и наукѣ. "Для этого посвященія, — говоритъ онъ: — недостаточно общаго внѣшняго знакомства съ древними, мы должны сродниться съ ними, чтобы впитать въ себя ихъ воздухъ, представленія, нравы, даже, если угодно, ихъ заблужденія и стать членами этого міра — прекраснѣйшаго изъ всего, что когда-либо существовало" 2). Сопоставляя греческій міръ съ первымъ раемъ, какъ раемъ человѣческой природы, Гегель называетъ его "раемъ человѣческаго духа, выступающаго въ своей прекрасной естественности, свободѣ, глубинѣ и ясности, какъ невѣста изъ своихъ покоевъ", и полагаетъ, что человѣкъ, не знающій твореній древнихъ, прожилъ, не зная красоты. Но, высоко оцѣнивая значеніе греческаго міра вообще и въ частности по отношенію къ воспитанію современнаго человѣчества, Гегель, конечно, не могъ остановиться на немъ, какъ на конечномъ идеалѣ. Онъ понялъ, что когда греческая мысль начала философствовать, она должна была отдать себѣ отчетъ и дѣйствительно отдала въ томъ, что красота и свобода греческаго міра не есть собственное пріобрѣтеніе духа, а лишь случайный даръ духовной природы, въ которомъ предначертанъ идеалъ назначенія человѣчества. Въ силу этого духъ и долженъ былъ изъ эпохи счастливой и беззаботной юности перейти въ полную борьбы эпоху зрѣлаго возраста. Такое пониманіе и позволило Гегелю оглядываться на античный міръ не съ тоскою неудовлетво-; реннаго желанія, но съ надеждою, что и современное человѣчество достигнетъ царства настоящей гармоніи. Къ тому же признаки обновленія были на-лицо: Гегель пережилъ время глубокой внутренней борьбы мыели въ области литературы, науки и филоеофіи, начавшейся послѣ французской революціи и въ связи съ нею.
2) Куно Фишеръ, "Гегель". Переводъ Н. 0. Лосскаго, стр. Некорректный вызов шаблона→87-
0 D-r Hermann Nohl, "Hegel’s theologische Jugendschriften", Tübingen, 1907. S. 28.
между человеком и миром, тесная связь каждого индивида со своим народом — вот что притягивало Гегеля к грекам и римлянам. В своих "Фрагментах о
. народной религии и христианстве", относящихся к 1794 году, он пишет: "из \ далеких дней прошлого навстречу душе, которая чувствует человеческую кра-) еоту и величие в великом, встает образ гениального народа, сына счастья I и свободы, питомца прекрасной фантазии. Медная цепь потребностей, правда, и его г приковала к матери-земле, но он так ее обработал^своим чувством и своею \ фантазией, так утончил, облагородил, обвил розами^ что он чувствует себя в \^фтих оковах, как в своем собственном произведении, как в части самого себя" *)•
Эти слова нельзя рассматривать только как проявление юношеского увлечения, они ^^характеризуют общее настроение и уже начинающее слагаться миросозерцание Гегеля. Г Когда Гегель занимал место директора Нюренбергской гимназии, он в речах, произнесенных им на школьных актах, выступает защитником классицизма и настаивает на том, что подготовка к научным занятиям должна быть основана на знакомстве с греками и римлянами. В речи, сказанной 29 сентября
1809 года, он указывает, что античный мир в течение нескольких тысячелетий был той почвой, на которой возникает всякая культура, из которой она вырастает, находясь с нею в постоянной связи. Охарактеризовав совершенство и красоту мастерских творений греков и римлян, Гегель настаивает на том, что они должны быть духовною купелью, крещением для непосвященных, дающим душе неизгладимый отпечаток и сообщающим вкус к искусству и науке. "Для этого посвящения, — говорит он: — недостаточно общего внешнего знакомства с древними, мы должны сродниться с ними, чтобы впитать в себя их воздух, представления, нравы, даже, если угодно, их заблуждения и стать членами этого мира — прекраснейшего из всего, что когда-либо существовало" 2). Сопоставляя греческий мир с первым раем, как раем человеческой природы, Гегель называет его "раем человеческого духа, выступающего в своей прекрасной естественности, свободе, глубине и ясности, как невеста из своих покоев", и полагает, что человек, не знающий творений древних, прожил, не зная красоты. Но, высоко оценивая значение греческого мира вообще и в частности по отношению к воспитанию современного человечества, Гегель, конечно, не мог остановиться на нём, как на конечном идеале. Он понял, что когда греческая мысль начала философствовать, она должна была отдать себе отчет и действительно отдала в том, что красота и свобода греческого мира не есть собственное приобретение духа, а лишь случайный дар духовной природы, в котором предначертан идеал назначения человечества. В силу этого дух и должен был из эпохи счастливой и беззаботной юности перейти в полную борьбы эпоху зрелого возраста. Такое понимание и позволило Гегелю оглядываться на античный мир не с тоскою неудовлетво-; ренного желания, но с надеждою, что и современное человечество достигнет царства настоящей гармонии. К тому же признаки обновления были��а�� Гегель пережил время глубокой внутренней борьбы мыели в области литературы, науки и филоеофии, начавшейся после французской революции и в связи с нею.
2) Куно Фишер, "Гегель". Перевод Н. 0. Лосского, стр. Некорректный вызов шаблона→87-
0 D-r Hermann Nohl, "Hegel’s theologische Jugendschriften", Tübingen, 1907. S. 28.