изъ нихъ предполагаетъ оба другія. Тѣмъ самымъ въ немъ вообще закончено опредѣленіе умозаключенія. Это взаимное опосредованіе именно и приводитъ къ тому, что каждое умозаключеніе, хотя оно для себя есть опосредованіе, вмѣстѣ съ тѣмъ не есть въ немъ самомъ полнота умозаключеній, но имѣетъ въ немъ непосредственность, опосредованіе которой находится внѣ его.
Умозаключеніе Е — А — В, разсматриваемое въ немъ самомъ, есть истина формальнаго умозаключенія, оно выражаетъ собою, что его опосредованіе есть отвлеченно-общее, и что крайніе термины, получая по ихъ существенной опредѣленности содержаніе не по среднему термину, а лишь по ихъ общности, напротивъ, не приводятъ къ тому заключенію, которое должно было быть опосредовано. Стало быть, здѣсь положено то, въ чемъ состоитъ формализмъ умозаключенія, термины коего имѣютъ непосредственное, безразличное къ формѣ содержаніе или, что то же самое, суть такія опредѣленныя формы, которыя еще не рефлектировались въ опредѣленія содержанія.
2. Средній терминъ этого умозаключенія есть, правда, единство крайнихъ терминовъ, но такое, въ которомъ отвлечено отъ ихъ опредѣленности, неопредѣленно общее. Но поскольку это общее вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ отвлеченное, отличено отъ крайнихъ терминовъ, какъ отъ опредѣленнаго, оно само есть еще опредѣленное относительно нихъ, и цѣлое есть умозаключеніе, отношеніе котораго къ его понятію подлежитъ еще разсмотрѣнію. Средній терминъ, какъ общее, есть подчиняющее оба крайнихъ термина или предикатъ и ни въ одной изъ посылокъ не есть подчиненное или субъектъ. Поэтому поскольку это умозаключеніе, какъ нѣкоторый видъ, должно соотвѣтствовать требованію умозаключенія, то это можетъ состояться лишь при томъ условіи, чтобы, такъ какъ Е — А уже имѣетъ соотвѣтственное отношеніе, его же пріобрѣло и А — В. Это совершается въ такомъ сужденіи, въ которомъ субъектъ относится къ предикату безразлично, т.-е. въ отрицательномъ сужденіи. Такое умозаключеніе законно, но его заключеніе по необходимости отрицательное.
При этомъ безразлично также, какое изъ обоихъ опредѣленій заключенія принимается за предикатъ или за субъектъ, и въ самомъ умозаключеніи какой терминъ принимается за единичный или частичный, т.-е. за меньшій или за большій. Такъ какъ отъ принятаго въ этомъ случаѣ рѣшенія зависитъ, какая изъ посылокъ должна быть большею или меньшею, то это здѣсь безразлично. Тутъ открывается основаніе обычной четвертой фигуры умозаключенія, которой Аристотель не зналъ, и которая касается совершенно пустого, лишеннаго интереса различенія. Въ ней непосредственное расположеніе терминовъ обратно ихъ расположенію въ первой фигурѣ; а такъ какъ субъектъ и предикатъ отрицательнаго заключенія при формальномъ взглядѣ на сужденіе не имѣютъ опредѣленнаго отношенія субъекта и предиката, но каждый изъ нихъ можетъ занять мѣсто другого, то безразлично, какой терминъ принимается за субъектъ и какой за предикатъ; поэтому безразлично также, какая посылка принимается за большую, и какая за меньшую. Это безразличіе, которое свойственно и опредѣленію и частности (въ особенности поскольку оно понимается въ широкомъ своемъ значеніи), дѣлаетъ изъ четвертой фигуры нѣчто совершенно безполезное.
из них предполагает оба другие. Тем самым в нём вообще закончено определение умозаключения. Это взаимное опосредование именно и приводит к тому, что каждое умозаключение, хотя оно для себя есть опосредование, вместе с тем не есть в нём самом полнота умозаключений, но имеет в нём непосредственность, опосредование которой находится вне его.
Умозаключение Е — А — В, рассматриваемое в нём самом, есть истина формального умозаключения, оно выражает собою, что его опосредование есть отвлеченно-общее, и что крайние термины, получая по их существенной определенности содержание не по среднему термину, а лишь по их общности, напротив, не приводят к тому заключению, которое должно было быть опосредовано. Стало быть, здесь положено то, в чём состоит формализм умозаключения, термины коего имеют непосредственное, безразличное к форме содержание или, что то же самое, суть такие определенные формы, которые еще не рефлектировались в определения содержания.
2. Средний термин этого умозаключения есть, правда, единство крайних терминов, но такое, в котором отвлечено от их определенности, неопределенно общее. Но поскольку это общее вместе с тем, как отвлеченное, отличено от крайних терминов, как от определенного, оно само есть еще определенное относительно них, и целое есть умозаключение, отношение которого к его понятию подлежит еще рассмотрению. Средний термин, как общее, есть подчиняющее оба крайних термина или предикат и ни в одной из посылок не есть подчиненное или субъект. Поэтому поскольку это умозаключение, как некоторый вид, должно соответствовать требованию умозаключения, то это может состояться лишь при том условии, чтобы, так как Е — А уже имеет соответственное отношение, его же приобрело и А — В. Это совершается в таком суждении, в котором субъект относится к предикату безразлично, т. е. в отрицательном суждении. Такое умозаключение законно, но его заключение по необходимости отрицательное.
При этом безразлично также, какое из обоих определений заключения принимается за предикат или за субъект, и в самом умозаключении какой термин принимается за единичный или частичный, т. е. за меньший или за больший. Так как от принятого в этом случае решения зависит, какая из посылок должна быть большею или меньшею, то это здесь безразлично. Тут открывается основание обычной четвертой фигуры умозаключения, которой Аристотель не знал, и которая касается совершенно пустого, лишенного интереса различения. В ней непосредственное расположение терминов обратно их расположению в первой фигуре; а так как субъект и предикат отрицательного заключения при формальном взгляде на суждение не имеют определенного отношения субъекта и предиката, но каждый из них может занять место другого, то безразлично, какой термин принимается за субъект и какой за предикат; поэтому безразлично также, какая посылка принимается за большую, и какая за меньшую. Это безразличие, которое свойственно и определению и частности (в особенности поскольку оно понимается в широком своем значении), делает из четвертой фигуры нечто совершенно бесполезное.
