ство понятія, вновь выступающее изъ сужденія, въ крайнихъ терминахъ коего оно было утрачено. Черезъ это наполненіе связки сужденіе стало умозаключеніемъ.
ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
У мозак люченіе.
Умозаключеніе оказалось возстановленіемъ понятія въ сужденіи и тѣмъ самымъ единствомъ и истиною ихъ обоихъ. Понятіе, какъ таковое, держитъ свои моменты снятыми въ единствѣ; въ сужденіи это единство внутреннее или, что то же самое, внѣшнее, и моменты, хотя и соотносятся, но положены, какъ самостоятельные крайніе термины. Въ умозаключеніи положены какъ опредѣленія понятія, такъ и крайніе термины сужденія, а вмѣстѣ съ тѣмъ и вхъ опредѣленное единство.
Такимъ образомъ умозаключеніе есть вполнѣ положенное понятіе; первое поэтому есть разумное. Разсудокъ признается способностью опредѣленнаго понятія, прочно удерживаемаго для себя черезъ отвлеченіе и форму общности. Въ разумѣ же опредѣленныя понятія положены въ ихъ цѣлостности и единствѣ. Поэтому не только умозаключеніе есть разумное, но все разумное есть нѣкоторое умозаключеніе. Дѣятельность умозаключенія издавна приписана разуму; но съ другой стороны о разумѣ въ себѣ и для себя, о разумныхъ основоположеніяхъ и законахъ говорится такъ, что не усматривается, какъ связаны между собою тотъ разумъ, который умозаключаетъ, и тотъ разумъ, который есть источникъ законовъ и иныхъ вѣчныхъ истинъ и абсолютныхъ мыслей. Если первый долженъ быть лишь формальнымъ разумомъ, второй же порождать содержаніе, то именно по этому различенію второй не можетъ быть чуждъ формѣ разума, умозаключенію. Несмотря на то, оба отдѣляются одинъ отъ другого и при одномъ изъ нихъ не упоминается о другомъ, такъ что разумъ абсолютныхъ мыслей какъ бы стыдится разума умозаключенія, и умозаключеніе кажется привходящимъ въ дѣйствіе разума лишь какъ бы извнѣ. Но очевидно, какъ было только что замѣчено, что логическій разумъ, разсматриваемый какъ формальный, долженъ быть по существу обнаруженъ и въ разумѣ, имѣющемъ дѣло съ какимъ-либо содержаніемъ; даже болѣе: каждое содержаніе можетъ быть разумнымъ лишь черезъ разумную форму. Обратиться здѣсь къ весьма обычной рѣчи о разумѣ нельзя потому, что она воздерживается отъ объясненія, чтб слѣдуетъ разумѣть подъ разумомъ; это долженствующее быть разумнымъ познаніе большею частью занимается своими предметами такъ, что оно забываетъ познать самый разумъ и различаетъ и обозначаетъ его лишь посредствомъ обладаемыхъ имъ предметовъ. Если разумъ долженъ быть познаніемъ, знающимъ о Богѣ, свободѣ, правѣ и обязанности, безусловномъ, сверхчувственномъ, или сообщать о всемъ этомъ лишь представленія и чувства, то отчасти послѣднія суть лишь отрицательные предметы, отчасти же вообще остается нерѣшеннымъ первый вопросъ,
ство понятия, вновь выступающее из суждения, в крайних терминах коего оно было утрачено. Через это наполнение связки суждение стало умозаключением.
ТРЕТЬЯ ГЛАВА.
У мозак лючение.
Умозаключение оказалось восстановлением понятия в суждении и тем самым единством и истиною их обоих. Понятие, как таковое, держит свои моменты снятыми в единстве; в суждении это единство внутреннее или, что то же самое, внешнее, и моменты, хотя и соотносятся, но положены, как самостоятельные крайние термины. В умозаключении положены как определения понятия, так и крайние термины суждения, а вместе с тем и вх определенное единство.
Таким образом умозаключение есть вполне положенное понятие; первое поэтому есть разумное. Рассудок признается способностью определенного понятия, прочно удерживаемого для себя через отвлечение и форму общности. В разуме же определенные понятия положены в их целостности и единстве. Поэтому не только умозаключение есть разумное, но всё разумное есть некоторое умозаключение. Деятельность умозаключения издавна приписана разуму; но с другой стороны о разуме в себе и для себя, о разумных основоположениях и законах говорится так, что не усматривается, как связаны между собою тот разум, который умозаключает, и тот разум, который есть источник законов и иных вечных истин и абсолютных мыслей. Если первый должен быть лишь формальным разумом, второй же порождать содержание, то именно по этому различению второй не может быть чужд форме разума, умозаключению. Несмотря на то, оба отделяются один от другого и при одном из них не упоминается о другом, так что разум абсолютных мыслей как бы стыдится разума умозаключения, и умозаключение кажется привходящим в действие разума лишь как бы извне. Но очевидно, как было только что замечено, что логический разум, рассматриваемый как формальный, должен быть по существу обнаружен и в разуме, имеющем дело с каким-либо содержанием; даже более: каждое содержание может быть разумным лишь через разумную форму. Обратиться здесь к весьма обычной речи о разуме нельзя потому, что она воздерживается от объяснения, чтб следует разуметь под разумом; это долженствующее быть разумным познание большею частью занимается своими предметами так, что оно забывает познать самый разум и различает и обозначает его лишь посредством обладаемых им предметов. Если разум должен быть познанием, знающим о Боге, свободе, праве и обязанности, безусловном, сверхчувственном, или сообщать о всём этом лишь представления и чувства, то отчасти последние суть лишь отрицательные предметы, отчасти же вообще остается нерешенным первый вопрос,
