съ другими видами живого; формальная рефлексія въ себя этого безразличнаго различія есть формальный родъ и его систематизація; но индивидуальная рефлексія состоитъ въ томъ, что частность есть отрицательность ея опредѣленности, какъ нѣкотораго направленія во внѣ, которое есть относящаяся къ себѣ отрицательность понятія.
По этому третьему опредѣленію живое есть единичное. Ближайше эта рефлексія въ себя опредѣляетъ себя такъ, что живое въ раздражительности есть внѣшность себя относительно себя самой, относительно объективности, которою оно обладаетъ непосредственно въ немъ, и которая опредѣлима внѣшнимъ образомъ. Рефлексія въ себя снимаетъ эту непосредственность, — съ одной стороны, какъ теоретическая рефлексія, поскольку именно отрицательность есть простой моментъ чувствительности, разсматриваемый въ ней и составляющій чувство; съ другой же стороны, какъ реальная (рефлексія), такъ какъ единство понятія въ своей внѣшней объективности полагаетъ себя, какъ отрицательное единство, воспроизведеніе. Оба первыхъ момента, чувствительность и раздражительность, суть отвлеченныя опредѣленія; въ воспроизведеніи же жизнь есть конкретное, жизненность, она имѣетъ въ ней, какъ свою истину, лишь теперь, также чувство и силу сопротивленія. Воспроизведеніе есть отрицательность, какъ простой моментъ чувствительности, а раздражительность есть лишь живая сила сопротивленія, находящаяся въ отношеніи къ внѣшнему воспроизведенію и индивидуальному тожеству съ собою. Каждый изъ единичныхъ моментовъ есть по существу полнота всѣхъ ихъ, ихъ различеніе образуетъ собою идеализованную опредѣленность формы, которая положена въ воспроизведеніи, какъ конкретная полнота цѣлаго. Это цѣлое есть, поэтому, съ одной стороны, третье, именно противоположено этимъ опредѣленнымъ полнотамъ, какъ реальная полнота, а съ другой стороны, оно есть ихъ сущая въ себѣ существенность и вмѣстѣ съ тѣмъ то, въ чемъ соединяются онѣ, какъ моменты, и въ чемъ онѣ имѣютъ свой субъектъ и свою устойчивость.
Вмѣстѣ съ воспроизведеніемъ, какъ моментомъ единичности, живое полагаетъ себя, какъ дѣйствительную индивидуальность, какъ относящееся къ себѣ бытіе для себя; но воспроизведеніе есть, вмѣстѣ съ тѣмъ, реальное отношеніе къ внѣшнему, рефлексія частности или раздражительности въ противоположность нѣкоторому другому, объективному міру. Замкнутый внутри недѣлимаго процессъ жизни переходитъ въ отношеніе къ предположенной объективности, какъ таковой, такимъ путемъ, что такъ какъ недѣлимое полагаетъ себя, какъ субъективную полноту, то моментъ его опредѣленности, какъ отношеніе къ внѣшности, становится также полнотою.
В.
Процессъ жизни.
Образуя себя внутри себя самого, живое недѣлимое тѣмъ самымъ противоставляетъ себя своему первоначальному предположенію и, какъ въ себѣ и для себя сущій объектъ, — предположенному объективному міру. Субъектъ есть
с другими видами живого; формальная рефлексия в себя этого безразличного различия есть формальный род и его систематизация; но индивидуальная рефлексия состоит в том, что частность есть отрицательность её определенности, как некоторого направления во вне, которое есть относящаяся к себе отрицательность понятия.
По этому третьему определению живое есть единичное. Ближайше эта рефлексия в себя определяет себя так, что живое в раздражительности есть внешность себя относительно себя самой, относительно объективности, которою оно обладает непосредственно в нём, и которая определима внешним образом. Рефлексия в себя снимает эту непосредственность, — с одной стороны, как теоретическая рефлексия, поскольку именно отрицательность есть простой момент чувствительности, рассматриваемый в ней и составляющий чувство; с другой же стороны, как реальная (рефлексия), так как единство понятия в своей внешней объективности полагает себя, как отрицательное единство, воспроизведение. Оба первых момента, чувствительность и раздражительность, суть отвлеченные определения; в воспроизведении же жизнь есть конкретное, жизненность, она имеет в ней, как свою истину, лишь теперь, также чувство и силу сопротивления. Воспроизведение есть отрицательность, как простой момент чувствительности, а раздражительность есть лишь живая сила сопротивления, находящаяся в отношении к внешнему воспроизведению и индивидуальному тожеству с собою. Каждый из единичных моментов есть по существу полнота всех их, их различение образует собою идеализованную определенность формы, которая положена в воспроизведении, как конкретная полнота целого. Это целое есть, поэтому, с одной стороны, третье, именно противоположено этим определенным полнотам, как реальная полнота, а с другой стороны, оно есть их сущая в себе существенность и вместе с тем то, в чём соединяются они, как моменты, и в чём они имеют свой субъект и свою устойчивость.
Вместе с воспроизведением, как моментом единичности, живое полагает себя, как действительную индивидуальность, как относящееся к себе бытие для себя; но воспроизведение есть, вместе с тем, реальное отношение к внешнему, рефлексия частности или раздражительности в противоположность некоторому другому, объективному миру. Замкнутый внутри неделимого процесс жизни переходит в отношение к предположенной объективности, как таковой, таким путем, что так как неделимое полагает себя, как субъективную полноту, то момент его определенности, как отношение к внешности, становится также полнотою.
В.
Процесс жизни.
Образуя себя внутри себя самого, живое неделимое тем самым противоставляет себя своему первоначальному предположению и, как в себе и для себя сущий объект, — предположенному объективному миру. Субъект есть
