ронѣ цѣли и имѣющій внутри себя ея дѣятельность, то имѣющій здѣсь мѣсто механизмъ есть вмѣстѣ съ тѣмъ возвратъ объективности въ себя саму, въ понятіе, предположенное уже, однако, какъ цѣль; отрицательное отношеніе цѣлесообразной дѣятельности къ объекту тѣмъ самымъ не внѣшнее, но есть измѣненіе и переходъ объективности внутрь его въ ней самой.
То, что цѣль непосредственно относится къ объекту и обращаетъ его въ средство, а также то, что она черезъ него опредѣляетъ нѣчто другое, можетъ считаться насиліемъ (беѵѵаіі), поскольку цѣль является совсѣмъ другою природой, чѣмъ объектъ, и каждый изъ объектовъ есть равнымъ об разомъ относительно другого самостоятельная полнота. А то, что цѣль полагаетъ себя въ посредствующемъ отношеніи къ объекту и вставляетъ между собою и имъ нѣкоторый другой объектъ, можетъ считаться хитростью (ЬіеО разума. Конечность разумности имѣетъ, какъ упомянуто, ту сторону, что цѣль относится къ предположенію, т.-е. къ внѣшности объекта. Въ непосредственномъ отношеніи къ нему она сама входила бы въ составъ механизма или химизма и тѣмъ самымъ была бы подвержена случайности и нарушенію ея опредѣленія — быть понятіемъ, сущимъ въ себѣ и для себя. А такимъ путемъ она выставляетъ объектъ, какъ средство, допускаетъ внѣшнюю обработку, его вмѣсто себя, предоставляетъ его уничтоженію и сохраняетъ себя за нимъ отъ механическаго насилія.
Такъ какъ цѣль конечна, то она далѣе имѣетъ конечное содержаніе; тѣмъ самымъ она не есть нѣчто абсолютное или совершенно разумное въ себѣ и для себя. Средство же есть внѣшній средній терминъ умозаключенія, каковымъ служитъ выполненіе цѣли; въ послѣднемъ проявляется поэтому разумное внутри ея, какъ такое, которая сохраняетъ себя въ этомъ внѣшнемъ другомъ и именно черезъ эту внѣшность. Постольку средство есть нѣчто высшее, чѣмъ конечныя цѣли внѣшней цѣлесообразности; плугъ почтеннѣе, чѣмъ тѣ непосредственныя наслажденія, которыя подготовляются имъ и служатъ цѣлями. Орудіе сохраняется, между тѣмъ какъ непосредственныя наслажденія преходятъ и забываются. Въ своихъ орудіяхъ человѣкъ обладаетъ силою надъ внѣшнею природой, тогда какъ въ своихъ цѣляхъ онъ скорѣе подчиненъ ей.
Но цѣль не только стоитъ внѣ механическаго процесса, а также сохраняется въ немъ и есть его назначеніе. Цѣль, какъ понятіе, которое осуществляется свободно вопреки объекту и его процессу и представляетъ собою самоопредѣляющуюся дѣятельность, совпадаетъ въ немъ лишь сама съ собою, такъ какъ она есть также въ себѣ и для себя сущая истина механизма. Власть цѣли надъ объектомъ есть это сущее для себя тожество, и ея дѣятельность есть обнаруженіе послѣдняго. Цѣль, какъ содержаніе, есть въ себѣ и для себя сущая опредѣленность, которая въ объектѣ безразлична и внѣшня, а дѣятельность ея есть, съ одной стороны, истина процесса и, какъ отрицательное единство, снятіе видимости внѣшности. Послѣ отвлеченія безразличная опредѣленность объекта также внѣшне замѣняется другою; но простая отвлеченность опредѣленности есть въ ея истинѣ полнота отрицанія, конкретное и полагающее внѣшность внутри себя понятіе.
роне цели и имеющий внутри себя её деятельность, то имеющий здесь место механизм есть вместе с тем возврат объективности в себя саму, в понятие, предположенное уже, однако, как цель; отрицательное отношение целесообразной деятельности к объекту тем самым не внешнее, но есть изменение и переход объективности внутрь его в ней самой.
То, что цель непосредственно относится к объекту и обращает его в средство, а также то, что она через него определяет нечто другое, может считаться насилием (беииаиі), поскольку цель является совсем другою природой, чем объект, и каждый из объектов есть равным об разом относительно другого самостоятельная полнота. А то, что цель полагает себя в посредствующем отношении к объекту и вставляет между собою и им некоторый другой объект, может считаться хитростью (ЬиеО разума. Конечность разумности имеет, как упомянуто, ту сторону, что цель относится к предположению, т. е. к внешности объекта. В непосредственном отношении к нему она сама входила бы в состав механизма или химизма и тем самым была бы подвержена случайности и нарушению её определения — быть понятием, сущим в себе и для себя. А таким путем она выставляет объект, как средство, допускает внешнюю обработку, его вместо себя, предоставляет его уничтожению и сохраняет себя за ним от механического насилия.
Так как цель конечна, то она далее имеет конечное содержание; тем самым она не есть нечто абсолютное или совершенно разумное в себе и для себя. Средство же есть внешний средний термин умозаключения, каковым служит выполнение цели; в последнем проявляется поэтому разумное внутри её, как такое, которая сохраняет себя в этом внешнем другом и именно через эту внешность. Постольку средство есть нечто высшее, чем конечные цели внешней целесообразности; плуг почтеннее, чем те непосредственные наслаждения, которые подготовляются им и служат целями. Орудие сохраняется, между тем как непосредственные наслаждения преходят и забываются. В своих орудиях человек обладает силою над внешнею природой, тогда как в своих целях он скорее подчинен ей.
Но цель не только стоит вне механического процесса, а также сохраняется в нём и есть его назначение. Цель, как понятие, которое осуществляется свободно вопреки объекту и его процессу и представляет собою самоопределяющуюся деятельность, совпадает в нём лишь сама с собою, так как она есть также в себе и для себя сущая истина механизма. Власть цели над объектом есть это сущее для себя тожество, и её деятельность есть обнаружение последнего. Цель, как содержание, есть в себе и для себя сущая определенность, которая в объекте безразлична и внешня, а деятельность её есть, с одной стороны, истина процесса и, как отрицательное единство, снятие видимости внешности. После отвлечения безразличная определенность объекта также внешне заменяется другою; но простая отвлеченность определенности есть в её истине полнота отрицания, конкретное и полагающее внешность внутри себя понятие.
